Холод под руками, пальцы скребут нежданно гладкую поверхность, из небытия возникают отражения пестрых колонн, кривляются, дрожат… Закрыть бы глаза, заткнуть уши и свернуться калачиком, но Клионт! Паршивец опять куда-то ввязался…

Встать, опереться на камень и встать! Рука соскальзывает с выступа, пальцы сами на чем-то сжимаются. Тепло дерева. Холод металла. Копье, его собственное копье, все еще во вражеской крови. Воды Стурна ее не смыли? Или он не в озере? В озере… Придет же такое в голову, хотя в ней-то все и дело! Мечеглаз врезал плашмя и удрал. Даже добивать не стал, сволочь…

— Клионт! Где тебя…

Не слышно! Себя не слышно, а мальчишка опять кричит, куда ж его на этот раз занесло?! Ноги тряпичные, оказавшаяся дымом вода кривляется вместе с колоннами. Что наверху — не разглядеть, но внизу в самом деле каменные плиты. Пронзительно-желтые, скользкие и… знакомые… Плиты блестят, будто зеркала, в них корячится темная фигура с копьем; пахнет чем-то сладковато-пряным, чудовищное сердце стучит тише, зато где-то рядом поют. Странные колонны, как деревья… Разноцветные ребристые стволы прячутся в клубах дыма, словно в листве, и меж них кто-то бредет… Темноволосые, седые, плешивые, с бородами… Люди? В золоте?! А вот сзади точно — они! Белобрысые! В своей треклятой броне, с копьями, с длинными мечами! Мечеглазы, целая толпа мечеглазов, а Клионт там, один! Время Всемогущее, где Невкр с ребятами, где… все?!

— Вперед, Лекавион! — вопит Клионт, и Тимезий его видит. Четко. Словно кто-то содрал с глаз тряпку тумана. Шатаясь, мальчишка наступает на раззолоченного толстяка. На глазах закованных в броню титанов! Что для них человеческий мальчишка? Пылинка!

— Назад! Назад, дурень!!!

Ноги заплетаются, будто у паршивого теленка, дымы норовят скрыть невиданные колонны, бородачей, мечеглазов, Клионта с его копьецом, но под ногами — твердый камень, а в руке — привычное древко.

— Клионт!!! — Проклятье, он опять не успевает…

* * *

Было тихо, только сбоку что-то мерно и мерзко капало. Консулы, жрецы, сенаторы торчали столбами. Стража тоже торчала — царь любит шутить, это знает последний здешний воробей! Мирон шутит, одной дурью больше, одной меньше… Пьяненький оборвыш в Скадарионе — такая же пакость, как и скератские куренья и непристойные тряпки на царе и консулах… Одно к одному, но когда-нибудь Мирон нарвется!

— Аы… и… йя… ф…! — Что прокричал мальчишка, Гротерих не разобрал, но смешной наконечник метнулся к брюху Менодима. Не просто метнулся — пропорол шитую золотом ткань, только под ней было железо. Консул отшатнулся и завизжал резаной свиньей. Подавился своим вытьем хор, царь обернулся, но не расхохотался, а недовольно топнул ногой. Выходит, не он?!

Оборванец опять завопил и, занося копье для удара, рванулся наискось, обходя заслонившего консула Вирна.

— Взять! — громыхнул Ульвинг. — Без крови!

Правильно, храм все-таки… Кто их знает, стурнийских богов, хоть старых, хоть новых… Гротерих с удовольствием пихнул вопящего консула плечом и вышиб из рук парнишки его тыкалку. Второй удар древком отбросил щенка в сторону. На здоровенную, изукрашенную узорами плиту сбоку от Лунного алтаря. Проливать в Скадарионе кровь и впрямь не дело!

— На меня покушались… На меня!.. Слово царю… это загово…

А мальчишка не так уж и пьян. Вскочил, выхватил какое-то несчастье. То ли нож-переросток, то ли меч-недомерок, и глаза как у волчонка! Откуда он тут такой?

— Взять!

— Это покуше…

— …Кхл… ы… нт!

Еще один, постарше! Опирается на копье у алтаря… Тоже пьян? Не многовато ли?

— Обоих, — невозмутимо велит сотник. И опять верно. Кто бы ни были эти ребята, их сюда не звали! Проскочить вдоль алтаря за курильницу, чтобы сзади…

— Мои Вечнозвездные! — До отвращения бархатный голос принадлежит Мирону. — Убить. Обоих.

Царь доволен, царь развлекается, но приказ есть приказ. Что ж, займемся старшим, не так… тошно.

— Я сказал, обоих.

— Повиновение царю. — Бротус… Вот же ублюдок, но так всегда. Одни мечом, другие — языком…

Вирн оборачивается, кивает — да, мелкого он берет на себя. Смотреть не хотелось, и Гротерих шагнул к тому, у кого хотя бы копье было пристойным. Северянин как раз огибал ближайший алтарь, когда сбоку раздался яростный незнакомый клич, и под ноги намеченной жертве кубарем подкатился юнец. Вирн не успевал: с ног мальчишку сбил кто-то другой!

* * *

Асон взмахом левой руки смел с дороги человеческого щенка и шагнул к святотатцам. В голове еще клубился туман, тело болело и плохо слушалось, но отлеживаться было некогда — краснобородый недомерок посмел нацепить венок из белых храмовых мальв… В таком венке умирала Интис! И не только она…

Звезда в рукояти вспыхнула родным малиновым светом, придавая хозяину если не сил, то решимости. Ярость оказалась сильней слабости, и Асон рванулся к забравшемуся на пирамиду ублюдку. Более поганого зрелища «звездный» себе представить не мог. Кучка разряженных, с обезьяньими бородами, иклутов в гигантском безобразном храме, где извращено все — от священных символов до запахов и пропорций. Неужели его звали сюда, а ведь звали!

От веков к себе и вновь к веку,

Ты войдешь с мечом в ту же реку…

Пара иклутов, один толстый, другой тощий, будто горгон, шарахнулась в стороны, титан успел отвесить тощему хорошего пинка и, не оглядываясь, пошел вперед. Навстречу заступающим краснобородого святотатца… своим?! Нет, людям, не желавшим быть людьми! Или переставшим ими быть…

* * *

Такого Гротерих еще не видел… И не хотел видеть. Огромный, на голову выше самого высокого из рётов, этот сумасшедший играл тяжелым мечом, как ромашкой. Чужака успели взять в полукольцо, но четверых оказалось мало, как и восьмерых… То есть уже семерых… Все, что могли северяне, — это не пускать бесноватого к царю, едва успевая за непонятным противником.

Сизый клинок перерубил копье Арзульфа под самым наконечником, вскользь достал по ноге Фрама. Рыжий ощерился, но из боя не вышел. Кровь, своя кровь на мраморных плитах, настроила на серьезный лад. Навалившись разом, рёты оттеснили чужака от раненого и заодно от консулов. Это было дело, настоящее дело, не то что пастух и мальчишка…

Меч Ульвинга споткнулся о меч бесноватого и отпрянул. Гигант тряхнул башкой и что-то сказал. Что? Ульвинг вряд ли понял, но отшагнул, опуская свой ланг. Передышка. Изготовившись к драке, что зверь, что человек пытается оценить врага, но сейчас слишком быстро все началось… Взгляд ловит взгляд, враз пересохшие губы глотают откуда-то взявшийся ветер, и капает, капает то ли кровь, то ли вода…

— Фенгл… — начал Арзульф и замолчал. Кто-то сейчас не выдержит — на волос подвинет ногу или шевельнет рукой, закружив смертную карусель, из которой волку не выскочить, но скольких он заберет?! Подобного зверя северянам брать еще не приходилось. Таких вообще не бывает, не может быть, им место в сказках, рядом с каменными чудищами и выдыхающими пламень драконами…