Кузнецов приказал на основе полученных данных подготовить хорошо мотивированную докладную записку командованию и впредь уделять особое внимание попыткам сателлитов Германии вести тайные сепаратные переговоры с нашими союзниками за спиной Советского Союза. Необходимо запросить, уточнил он, какая информация имеется по этому вопросу в Главном Разведывательном управлении и в 1-м управлении Главного управления государственной безопасности (НКВД).

Информацию для сводки отдел получал непрерывно, поддерживая связь с фронтами по телеграфной и телефонной связи. Сводка о положении войск противника печаталась на синеватой бумаге (чтобы не путать со сводкой о положении наших войск). К каждому экземпляру сводки прилагалась карта. Помню, как-то за полночь генералу Антонову позвонил Сталин. Ему было неясно, в чьих руках находится какой-то небольшой населенный пункт (что-то вроде Ивашково). Запросили фронт и дали точную справку. Откровенно говоря, меня тогда удивило, почему Сталина заинтересовала такая мелкая деталь — ведь он решал стратегические задачи. Но, очевидно, это был его стиль вникать во все до мелочей.

Отделению чертежников пришлось срочно переделывать карту. На следующий день начальник чертежного бюро старший лейтенант Кунина выходила из кабинета полковника Романова бледная, с красными глазами.

Активно работала группа переводчиков. Начальником бюро переводов был майор Стрельников. Он выделялся из всех не только огненно-красной шевелюрой, но и редкой эрудицией. В бюро с утра до поздней ночи переводили документы, захваченные на фронте нашими разведчиками, в которых содержалось много ценнейшей информации. Немцы, как правило, были до скрупулезности точны в своих донесениях, и мы часто получали на удивление объективные данные из трофейных документов, в том числе и о потерях той и другой стороны.

Вместе с офицерами-юристами отдела полковника юстиции Иванова на допросы доставляемых в Москву военнопленных выезжали и переводчики. В Москву самолетами привозили наиболее информированных пленных офицеров и генералов. Поскольку Разведуправление не имело помещений для содержания военнопленных, то приходилось вести допросы в Бутырской тюрьме (лагеря для военнопленных находились в ведении МВД).

Никогда не забуду первого впечатления от Бутырки. Наша автомашина остановилась перед воротами тюрьмы. Часовой тщательно проверил пропуска. Стальные створки ворот поползли в стороны. Первые ворота закрылись за нами, и мы оказались в подобии шлюза перед другими воротами. Помню щемящее чувство оторванности от внешнего мира, когда наша автомашина стояла в замкнутом пространстве между двумя воротами. Наконец «шлюз» открылся, и мы въехали во двор административного здания. Невольно подумалось, сколько же людей испытали это чувство полной изоляции от внешнего мира, попадая сюда.

Поразил специфический запах тюрьмы. В кабинетах с решетками на окнах и закрашенными белой краской стеклами стоял едкий запах папиросного дыма, пропитавшего эти помещения за многие годы допросов.

Мне чаще всего приходилось работать с опытным, умным офицером майором Скрягиным. Он обычно вел допрос спокойно, целеустремленно, не отвлекаясь на мелочи. Часто усматривал в ответе военнопленного что-то на первый взгляд незначительное, но позволяющее делать далеко идущие выводы.

Допросы позволяли вплотную познакомиться и с венгерской армией. Это была прекрасная школа перевода. Венгерские офицеры понимали, что война проиграна, поэтому не считали нужным скрывать данные о венгерской армии, тем более о своем немецком союзнике, о положении в стране. Нас интересовали не только сугубо военные вопросы, но и политическая ситуация в Венгрии. До сих пор помню фамилию первого венгерского пленного, которого мы допрашивали — это был кавалерист подполковник Лештянски.

Пленный оказался на редкость хорошо информированным человеком. Он показал, что венгерское руководство стремится задержать Красную армию на линии Карпат в надежде на приход с юга англо-американских сил, а также в расчете на раскол в рядах антигитлеровской коалиции, что дало бы возможность Германии заключить сепаратный договор с нашими союзниками. Этот материал особо заинтересовал генерал-лейтенанта Онянова.

Показания пленного подтверждались информацией, которую Управление получало из смежных организаций. Из нее следовало, что руководство Венгрии пришло к пониманию: война закончится далеко не так, как рассчитывали гитлеровские генералы, когда начинали ее, объединенные силы антигитлеровской коалиции рано или поздно уничтожат гитлеровский режим. Однако среди венгерских политиков преобладало мнение, что в результате войны будет значительно ослаблен и Советский Союз. В результате хозяевами положения в послевоенном мире станут Англия и США. Исходя из этого и строило свою внешнюю политику венгерское руководство.

Так же как и работа отдела генерала Шерстнева, завесой секретности была окружена деятельность отдела специальной радиосвязи, которым руководил генерал-майор Пикурин. Мы практически ничего не знали о том, чем занимается этот отдел. И перед тем как взяться за работу над этой книгой, я встретился с одним из опытнейших офицеров этой службы полковником в отставке Александром Никифоровичем Никифоровым и попросил его рассказать о специфике работы специальной (агентурной) радиосвязи.

«Только с мая 1943 по май 1945-го в тылу врага действовало 1236 разведывательных групп, — начал он свой рассказ, — и все они имели в своем составе разведчиков-радистов».

Отдел специальной радиосвязи осуществлял подготовку кадров, направлял работу по созданию агентурных средств связи и осуществлял связь с разведгруппами.

Набор в школу радистов спецсвязи был особенно тщательным и осуществлялся строго на добровольной основе. «При этом мы не скрывали, а наоборот подчеркивали, с какими трудностями и риском связана наша работа. Ведь случалось, что разведчики-радисты приземлялись в расположение немецких гарнизонов, зависали на ветвях высоких деревьев, на мачтах высоковольтных передач и даже на церковных шпилях и крестах, падали в реки, озера и в болота. Бывало и так, что противник в воздухе расстреливал их из автоматов. И, несмотря на это, молодежь стремилась попасть в нашу школу».

«По вполне понятным причинам, — продолжал мой собеседник, — работа радистов остается как бы в тени деятельности разведгрупп, хотя без связи с Центром даже самый способный разведчик теряет свою ценность. Но есть множество примеров, когда радисты, действуя самостоятельно, проявляли находчивость, боевые качества, смелость. Приведу лишь один пример. Радистка разведгруппы Елизавета Яковлевна Вологодская была схвачена фашистами в момент работы на рации. На допросе она поняла, что эсэсовец, который вел следствие, сознавал, что Германия проиграла войну, его тяготила мысль об ответственности за какие-то дела. Она предложила ему искупить свою вину работой на советскую военную разведку. Немец согласился и организовал ей побег. Вскоре он стал регулярно передавать нашей разведгруппе ценную информацию о немецких силах в районе Кракова.

— Мало кто знает, — сказал в заключение Александр Никифорович, — что Международный планетарный центр, находящийся в США, признавая исключительные заслуги другой разведчицы — радистки Валентины Олешко, — присвоил ее имя одной из малых звезд Галактики».