– Извини, ты можешь отказаться, это слишком опасно, но рассчитывать мне больше не на кого. Меня взяли за горло…

И Семен, выслушав, сказал:

– Я все сделаю, Роман Никитич…

И вот он ехал на встречу с похитителями внебрачной дочери Евстигнеева. Один и без оружия. Это было категорическое требование Романа Никитича, поэтому Семен не мог ослушаться.

В своих пояснениях Евстигнеев был предельно краток. Но из контекста Семен Корецкий сообразил, что похищенная дочка даже не догадывалась о том, кто ее отец. В общем-то, ничего удивительного в этом не было. Евстигнеев был политиком, а политики должны охранять тайны своей личной жизни как зеницу ока. Иначе их улыбчивые коллеги сожрут их, как крысы в банке, на очередных выборах…

Удивительно было то, откуда обо всем узнали похитители. Но сейчас это было неважно. Было ясно, что на Евстигнеева вышли очень серьезные люди, для которых жизнь человека не стоит ломаного гроша. Именно поэтому Евстигнеев и принял правила игры – ни в коем случае не привлекать к делу правоохранительные органы и выполнять все выдвинутые условия…

Отвернувшись от джипа с Евстигнеевым, Ильяс Абдарханов сказал:

– Да!..

Выслушав сообщение, он отключил телефон и повернулся к машине:

– Я свое обещание выполнил! Через пару минут состоится передача!

Словно бы в подтверждение этих слов у депутата зазвонил телефон.

Семен Корецкий сообщил, что буквально через пару минут будет на месте встречи.

Евстигнеев еще раз напомнил Семену о договоренности. Когда он отключал телефон, его пальцы заметно дрожали. От цепкого взгляда стоящего у машины Ильяса это не ускользнуло.

Чеченец презрительно улыбнулся:

– Не надо так волноваться, господин депутат.

– Я и не волнуюсь…

– Ну-ну! – хмыкнул чеченец.

Чувствовалось, что вся эта ситуация немало тешила его самолюбие.

Абдарханов, как истинный чеченец, упивался своей властью. Тем более что в данном случае речь шла не о каком-то там коммерсанте или захудалом чиновнике районного масштаба, а о депутате Думы, к тому же облеченном немалыми полномочиями.

Перестав сверлить Евстигнеева взглядом своих глубоко посаженных глаз, Абдарханов прошелся по полянке, потянулся, глубоко вдохнул более-менее чистого загородного воздуха. Артур на всякий случай двигался за ним. Словно верный шакал за тигром.

Нервы же Евстигнеева были напряжены до предела. По его лбу стекали капли пота, и он их то и дело смахивал тыльной стороной левой руки с зажатым мобильником.

Минуты три спустя у Абдарханова снова зазвонил телефон. Чеченец что-то коротко ответил и тут же повернулся к Евстигнееву.

– Они уже на месте! Можешь звонить своему человеку!

Евстигнеев тут же нажал кнопку вызова. Семен ответил после третьего или четвертого гудка и после паузы сообщил, что дочку депутата отпустили. Роман Никитич испытал мгновенное облегчение, но тут же усилием воли взял себя в руки.

Он не доверял бандитам. И знал, что от этих тварей можно ожидать чего угодно. Поэтому Евстигнеев заставил Семена Корецкого описать внешность девушки. И прервал его только тогда, когда Семен подробно описал уши дочери.

– Это она! – быстро сказал Роман Никитич. – Все! Семен! Прошу, доставь ее в безопасное место живой и невредимой!

Сказав это, Евстигнеев быстро отключил телефон. За время разговора он взмок. Дорогая рубаха словно приросла к спине, рука, сжимавшая «лимонку», стала липкой…

Абдарханов был уже возле джипа. Наклонившись к приоткрытому окошку, он требовательно протянул руку:

– Давай бумаги!

Евстигнеев отрицательно махнул головой.

– Позже, Ильяс. Когда они будут вне опасности…

– Не понял… – прошипел Абдарханов, сразу теряя свою наигранную приветливость. – Шутить со мной вздумал, да?

– Какие шутки? – посмотрел на бандита Евстигнеев. – Обычная предосторожность. Я-то все равно нахожусь в ваших руках и никуда не денусь.

– Хорошо, что ты это понимаешь… – процедил Абдарханов, явно раздумывая, как поступить.

Евстигнеев примирительно сказал:

– Как только мой человек отъедет на безопасное расстояние от места передачи, он сразу отзвонится. И я отдам тебе бумаги.

– Ладно, – нехотя согласился Ильяс. – За что я вас, русских, не люблю, так это за трусость! Если бы я не хотел отпустить твою дочку, я бы поступил проще. Твоего человека просто схватили бы и заставили сказать по телефону все, что мне нужно…

– Не получилось бы, – махнул головой Евстигнеев. – Он не сказал бы.

– Это ты так думаешь, – презрительно скривил губы Абдарханов. – Но когда к голове русского приставлен ствол, он делает все, что ему говорят. Можешь мне поверить!

Артур угодливо закивал головой и засмеялся. Евстигнеев презрительно покосился на него и сказал:

– Сейчас к моей голове тоже приставлен ствол, но я не отдам бумаги, пока не буду уверен, что моя дочка находится в безопасности. Так что извини, Ильяс…

Артур перестал смеяться и вопросительно посмотрел на Абдарханова.

Тот зло ткнул пальцем в лицо Евстигнеева:

– Даю тебе ровно пять минут! Понял? Если ты не отдашь бумаги и после этого, я велю снова захватить твою дочь! И тогда уже она исчезнет навсегда!

– Не велишь, – покачал головой Евстигнеев. – Потому что тогда ты не получишь ничего, Ильяс. Я и так в твоих руках, так что тебе опасаться нечего. Верно?

– Да! Только и ты не забывай об этом!

Наконец телефон на переднем сиденье «Мазды» ожил. Семен невольно вздрогнул и быстро потянулся к нему. В трубке раздался все тот же голос – без всякой интонации, словно бы принадлежащий андроиду, с непонятным акцентом.

– Развернись. Через два километра свернешь к морю. Ориентир – куча земли.

– Хорошо! – коротко ответил Семен.

Притормозив, он покосился в зеркало, пропустил идущую следом машину и развернулся. Он помнил кучу земли, промелькнувшую у левой обочины дороги. Рядом с ней был съезд к морю.

Ну что же. Похитители явно решили провериться. Если бы Семен приехал на встречу под прикрытием, сейчас машинам сопровождения поневоле пришлось бы засветиться.

Проехав метров триста, Семен на всякий случай решил позвонить Евстигнееву. Он был предельно краток:

– Роман Никитич! Они позвонили! Думаю, буду на месте через пару минут!

– Хорошо, Семен! Только никакой самодеятельности! Все как уговорились! – так же кратко ответил Евстигнеев.

Все-таки он держался на удивление достойно. Будучи фактически загнан в угол, бывший прокурор не паниковал и даже в голосе не позволял себе истерического надрыва. Хотя можно было себе представить, что творилось у него в душе…