Телефон: дзинь!

– Хэлло…

Общаюсь с Кевином. Потом с Мелиской, потом с газонокосильщиками, которым не заплатила на прошлой неделе. Всем обещаю, что нужно, вырубаю телефон и сажусь читать рукописи.

В этот момент начинает мигать ICQ – Артур, клиент, переписал четвертую главу и хочет, чтобы я на нее взглянула.

Пишу: «Артур, солнышко, мне НЕКОГДА. Почитаю, когда напишешь ВСЕ!»

Артур обижается: «Ну я и не прошу тебя читать! Ты только посмотри!» И начинает высылать четвертую главу через ICQ. Кусками.

Я отключаю «аську». Я вообще выключаю все электрическое и иду на террасу сидеть в кресле, пить кофе и ЧИТАТЬ.

В ворота: бум! бум! бум!

– Ну что еще?

На пороге стоит черный парень с кучей цветастых журналов в руках.

– Мэм, мы собираем пожертвования в Фонд помощи молодым дарованиям.

У меня загораются глаза.

– И вы принесли мне их на дом?! Очень мило с вашей стороны.

– Нет… Но…

– Послушайте, молодое дарование – это я. Вы хотите мне помочь – замечательно, давайте сюда пожертвования и валите. Мне НЕКОГДА!

Денег мне не дают. Вспоминаю, что мне на счет должны прислать 500 долларов за только что проданную азбуку. Включаю компьютер, проверяю – хрена! Звоню в издательство:

– Где?

Мне отвечают, что завтра все будет, тысяча извинений. Только кладу трубку – дзинь! Менеджер газонокосильщиков:

– Где деньги?

– Завтра все будет. Тысяча извинений.

Мне все надоели, я беру свежий номер Book Review, иду в ванную и узнаю, что в свет вышла обалденная книжка про Китай. Полчаса думаю, в какое бы российское издательство ее можно пристроить… Топлю газету в ванной. Чертыхаюсь, злюсь и в очередной раз клянусь не читать у воды.

На часах 8 вечера. День прожит, к смерти ближе.

[1973 г.]

К семи годам я поняла, что цель моей жизни – свержение капитализма.

Я ненавидела его почти так же сильно, как пенки от молока. По телевизору постоянно говорили о злодеяниях капиталистов: они затевали войны, мучили революционеров и хотели истребить жизнь на земле. Странно, что за плохое поведение мама грозилась отдать меня милиционеру. Вот если бы она пугала меня Капиталистом… Правда, тогда бы я выросла заикой.

Читая книги серии «Малыш», я выяснила, что главного борца с капиталом звали Ленин. Он был очень умным и добрым, и потому все перед ним благоговели.

Однажды мне захотелось нарисовать нашу улицу. На рисунке имелось все, что положено: дома, деревья, солнышко и, разумеется, памятник. Как могла, я изобразила ленинский прищур и руку, протянутую к прохожим. Шедевр нужно было срочно кому-нибудь показать, и я пошла хвастаться к двоюродной сестре.

Но Оля совсем не оценила моего таланта.

– Ты что?! – закричала она, откинув от себя рисунок. – Ленина НЕЛЬЗЯ РИСОВАТЬ ДЕТЯМ!!! Ты нарисовала его НЕПОХОЖЕ!!!

Оля была старше меня на три года, и я привыкла ей доверять. Вдвоем мы поспешно зачеркали памятник, после чего стали думать: а можно ли ЗАЧЕРКИВАТЬ ЛЕНИНА, НАРИСОВАННОГО РЕБЕНКОМ? Взрослых рядом не было, и подсказать правильное решение было некому. Посовещавшись, мы решили, что лучше скрыть следы преступления, порвали рисунок и кинули его в унитаз.

Только потом до нас дошло, что мы совершили настоящее святотатство: мы ведь не только зачеркали Ленина, нарисованного ребенком, но еще и СПУСТИЛИ ЕГО В КАНАЛИЗАЦИЮ!

…Благоговеть перед Лениным и партией было не так просто, как кажется. В 1970-е годы в СССР была страшная напряженка с туалетной бумагой, и в сортирах обыкновенно лежали порванные на кусочки газеты. А в газетах печатались портреты вождей.

Как– то раз я спросила маму, что будет человеку, если он вытрет попу Брежневым?

Мама побледнела и сказала, что газеты вредны для здоровья, так как типографская краска содержит свинец. На следующий день она купила в «Культтоварах» пачку писчей бумаги и сказала папе, что «Правда» и «Труд» – это не для детей.

В актовом зале нашей школы стоял огромный гипсовый бюст Ленина, и на репетициях хора я сидела как раз рядом с ним. Как мне хотелось проверить, насколько глубоки у Ленина ноздри! Доходят они до мозгов, как у всякого нормального человека или нет?

Однажды я пришла в актовый зал раньше всех. Потренчала на рояле, попрыгала по стульям… Ленин возвышался над сценой, как египетский сфинкс. Не выдержав соблазна, я взяла карандаш и засунула его вождю в нос (провести эксперимент пальцами я не решилась – а вдруг и вправду доберешься до чего-нибудь страшного, типа мозгов?).

Результаты опыта меня разочаровали: дырки оказались настолько неглубокими, что если посмотреть снизу, то было видно, где они заканчиваются. С горя я раскрасила изнутри сначала одну ноздрю Владимира Ильича, а потом вторую.

Так что если школа № 63 города Нижнего Новгорода до сих пор хранит этот бюст, советую администрации никому его не отдавать. Когда я помру и фанаты примутся за создание моих квартир-музеев, этого Ленина можно будет продать за большие деньги.

[29 июня 2005 г.]

Джош не единственный человек в нашей семье, искренне верующий в свою гениальность. Тщеславие и самодовольство – это наша фамильная черта, и мы с удовольствием передаем ее из поколения в поколение.

Про мою одаренность я узнала от бабушки Дины. В ее доме не было воды, и мы ходили мыться в городскую баню.

– «Помойка женщин переносится на послепраздники», – прочла я надпись на двери.

Бабушка так и села.

– Профессорша! Всего пять лет, а какие слова прочитать может!

Масла в огонь подлила математичка Серафима Сергеевна по прозвищу Полковник СС. Она постоянно уговаривала родителей отдать меня в гуманитарную спецшколу – желательно в другом районе, а лучше – в другом городе.

В разное время в мои необычайные способности верили мужья, свекрови и налоговые инспекторы. Но каждый из них потом разочаровался.

Бабушка Дина умерла, Полковник СС тоже… И некому мне сказать, что еще не все потеряно.

Вечером я отправилась утешаться к Кевину. Он живет в gated community – полтора десятка дворцов за высоким забором. На въезде сидят охранники – берегут покой жильцов. Но я туда и не суюсь: охранники – народ простодушный, сразу заложат меня Сьюзан. Мы лучше с обратной стороны подъедем, к решетчатой калитке. Она как раз выходит на задний двор, туда, где у Кевина мусорные баки стоят.

Выключив зажигание, я достала сотовый.

– Алло, это я. Приходи на помойку.