Шарко положил трубку.

– Ну, что там? – спросила Люси.

Он опустился на колени и поправил Адриену слюнявчик своими ручищами. Шарко уже и забыл, какими маленькими и хрупкими могут быть дети. Он так завидовал их невинности.

– Придется сгонять в сторону Компьени, – сказал он тихо, словно желая уберечь от этого детей. – Белланже уже на месте. Пожарные только что достали из ямы женщину, которую, похоже, похитили и долго держали в заточении под землей, у нее все еще обрывок цепи на одном из запястий. Судя по тому, что он мне рассказал, она в довольно плохом состоянии. Почти ослепла, из-за того что слишком долго просидела в темноте. Ее держали… хм… под деревом.

– Под деревом?

– Вот именно. Его повалила буря, и там обнаружилось что-то вроде пещеры. Они собираются совсем его вырвать, с корнем, ради безопасности, чтобы можно было спуститься вниз. Похоже, у этой женщины плохо с головой.

Шарко встал и надел свою кобуру, висевшую на вешалке, потом заправил рубашку в брюки. Довершил наряд темно-серый пиджак. Люси нравилось видеть его таким. Шик, элегантность. Он производил впечатление, и это был ее мужчина. Настоящий полицейский криминальной полиции, крепко стоящий на ногах.

Так было не всегда.

Шарко наклонился и нежно поцеловал Люси в губы. Потом неожиданно сфотографировал ее с помощью своего телефона.

– Только не это, Франк! Я даже не одета!

– Слушай, надо бы отправить этот снимок твоей матери. Ты тут как Лара Крофт с бутылочками вместо пистолетов в каждой руке!

Люси рассмеялась:

– Тогда чертовски уставшая Лара Крофт!

Она посмотрела на часы.

– Ты не перекусишь перед дорогой?

– Слишком рано. Не переживай за меня, я попозже перехвачу бутерброд.

Люси вздохнула:

– Мне бы так хотелось поехать с тобой… Быть рядом. Я очень рада, что стала мамой, но немного скучаю здесь.

– Не спеши, Люси. У тебя еще две недели декретного отпуска, на некоторое время к нам твоя мать приедет… И к тому же завтра ведь пятнадцатого августа. Я останусь дома, сходим в парк или куда-нибудь к воде все вместе. Блинов поедим, как и собирались. То есть это мы с тобой будем их есть, а не дети, конечно.

Лицо Люси вновь стало серьезным.

– Только не лезь на рожон, ладно? Если станет опасно, если надо куда-то бежать, кого-то преследовать, арестовывать, ты…

– Позволю это сделать другим. Знаю.

– Мы теперь прекрасная полная семья, надо это беречь. Я тоже буду осторожной, когда вернусь на службу.

– До этого пока не дошло.

– Никогда не забывай.

Шарко улыбнулся ей. Он отлично себя чувствовал. Спокойным, счастливым.

– Не забуду. Я не готов снова лезть в какую-нибудь подозрительную или опасную историю. Если станет страшно, сразу унесу ноги.

– Ты унесешь ноги? Ну да, как же. Только если тебе их отрубят.

Вот дурак. Надо было сапоги надеть.

Франк Шарко, скривившись, посмотрел на состояние своей еще недавно такой блестящей обуви. Мокасины «Берил», новехонькие, сто пятьдесят девять евро за пару. Поглощенный подгузниками и рожками, он даже не подумал переобуться и вот теперь расплачивался за это.

Поскальзываясь на грязной земле, он направился к Николя Белланже, своему начальнику, капитану полиции, который был на шестнадцать лет моложе его. Еще ребенок. Были времена, когда сам Шарко мог бы стать его начальником, он тогда командовал тремя десятками человек, но та пора безвозвратно миновала. Бывший комиссар сделал свой выбор несколькими годами раньше, добровольно вернувшись к званию лейтенанта и перейдя под начало более молодого, который ему не мешал. Зато ему была глубоко противна необходимость плесневеть в кабинете, руководить расследованиями, даже не пересекаясь с жертвой и не бывая на месте преступления. Но уж такова, к несчастью, участь сегодняшних комиссаров, и именно таким он мог бы стать. Бюрократом.

Полицейские держались поодаль, на опушке леса, в то время как большой, снабженный цепями тягач-ремонтник заканчивал сражаться с вывороченным из земли деревом. Несколько зевак из местных теснились у края тропы.

Николя Белланже пошел навстречу «комиссару» Шарко (его по привычке продолжали величать комиссаром). Они поздоровались, обменялись несколькими словами о буре – по дороге Шарко смог заметить значительные разрушения, – и капитан перешел к сути дела:

– «Скорая» доставила пострадавшую в Крей, в больницу. Она в удручающем состоянии. Крайнее истощение, озноб и так далее. По словам врача «скорой», молочная белизна ее глаз объясняется тем, что она чертовски давно не видела дневного света.

Шарко старался протереть носки своей обуви бумажным платком. В конце концов он бросил это занятие как заведомо безнадежное.

– Похоже, я только зря стараюсь. Если придется туда лезть, я их в любом случае изгажу. – Он указал на четверых людей в форме. – Спецназ?

– Они прибыли первыми, для обеспечения безопасности. Поди знай, что там под землей обнаружится.

Шарко осмотрелся. Буря повредила деревья. Вокруг человек десять участников, разделившись на группки, разговаривали либо курили.

– Жертва заговорила?

– Нет. Пока не способна общаться. Вела себя как дикое животное. Пришлось сделать ей укол успокоительного.

Белланже подозвал лейтенанта Жака Левалуа, члена своей команды, попросил у него фотоаппарат и показал снимки Шарко:

– Вот, это она.

Франк просмотрел несколько фотографий, сделанных между делом, когда женщину грузили в машину «скорой помощи». Настоящий живой скелет в почерневших от грязи лохмотьях. Изможденное, совершенно безумное лицо, а подернутые белой пеленой глаза еще больше усиливали ужас, отпечатавшийся в этих чертах. Шарко вспомнил старый фильм ужасов, «Evil Dead» – «Зловещие мертвецы», и одну из его героинь, одержимую дьяволом. Этой тоже, наверное, лет двадцать – двадцать пять. Ее короткие курчавые волосы были всклокочены.

– Самое главное сейчас – установить ее личность, – сказал Белланже, доставая сигарету. – Разумеется, никаких документов при ней нет. Возьмем отпечатки пальцев, сделаем тест на ДНК, проверим списки пропавших, похожие случаи – все, что возможно.

– Она такая смуглая или это грязь?

– Может, цыганка. Из Восточной Европы или Испании… Тип, похоже, тот же. Надо разослать ее фото по окрестностям и посмотреть, нет ли поблизости какого-нибудь цыганского табора, поди знай…

Шарко мрачно вернул фотоаппарат. На набережной Орфевр они часто имели дело с травмированными женщинами, жертвами изнасилований, побоев, для них это стало почти обыденностью. Но на сей раз они столкнулись с чем-то иным, чудовищным, что выдавали побелевшие радужки несчастной. Эта женщина явилась из-под земли, как выходец с того света.