Я даже не успела решить, почему именно испанскую, ведь с нею я не имею ничего общего, логичнее было бы сравнить с тем, что мне ближе… лучше бы подумала — никогда не получит Нобеля, как я за мои достижения в области физики. Из дома, возле которого я стояла, вдруг вышел какой‑то человек и, со злобой покосившись на меня, стал открывать ворота. В облаке счастья я полюбила и этого человека вместе с его воротами.

Шаря вслепую, я попыталась открыть окно машины, но впопыхах открыла не то, попыталась закрыть его и заблокировала все окна, поспешила их разблокировать и открыла заднее левое, а человек был справа от меня, что делать, что делать, больше открывать нечего, а, правильно, дверь! Приоткрыв ее, я крикнула человеку:

— Пожалуйста, извините, уже отъезжаю!

— Там дальше тоже есть дорога, — ядовито проинформировал меня мужчина.

Благодарность излилась из меня… даже не рекой — широким потоком.

— Большое спасибо! Всего хорошего! Пошли вам…

— Не понял! — удивился в сотовом пан Тадеуш.

— Нет, я не вам, секунду, мне нужна рука…

Немного отъехав, я остановилась подальше от дома, позакрывала все окна и дверь и вздохнула полной грудью.

— А теперь, — попросила я пана Тадеуша, — повторите мне все еще раз. Может, все это мне пригрезилось.

— Ничего не пригрезилось. Вайхенманн убит. Насколько я понимаю, вы об этом?

— Где? Когда? Как? Кто? Пожалуйста, все–все об этом счастливом событии!

— Тогда давайте в другой раз, долго пришлось бы говорить. Вчера вечером… Его дочь… Сейчас для нас с вами есть дела поважнее — берете участок или нет?

— Беру, беру, ничего не понимаю, но это не имеет значения. Вы где сейчас?

— В городе. Подтвержу, что вы берете участок, и тут же еду к вам с договором, вы еще успеете перевести деньги.

— Торопитесь! Через десять минут я буду дома!

***

Участок у Кабацкого леса давно нравился мне, и я непременно хотела его купить. Однако при покупке всегда возникали какие‑то непонятные сложности, причем все было обставлено так таинственно, что не сразу удалось узнать, кому же он принадлежит. Все это требовало сил и времени, я нервничала и в конце концов свалила это дело на пана Тадеуша. До моего отъезда он успел узнать, что владельцем участка является какая‑то важная персона, продавать участок она пока не собирается, но и строить на нем тоже ничего не намерена. Когда же пан Тадеуш назвал мне фамилию владельца — Вайхенманн, я убедилась — персона действительно важная и в деньгах наверняка не испытывает нужды, так с чего бы ему продавать недвижимость, которая сама по себе год от году дорожает? С горечью пришлось распрощаться с надеждами на приобретение собственности, хотя в глубине души теплилась все же надежда. И вот — пожалуйста, правильно теплилась, хорошо, что мы оказались впереди всех желающих приобрести ее, хотя цена казалось несусветно низкой.

Теперь же ввиду непредвиденных обстоятельств было совсем непонятно, чем кончится дело.

Все же, оказавшись дома, я произвела побыстрее все необходимые манипуляции с бумагами, перечислила требуемую сумму денег на счет совершенно неизвестного мне человека, ибо о составе семьи Вайхенманна не имела ни малейшего понятия, на чем‑то расписалась, не вникая в смысл документа. И все это делала механически, почти позабыв об участке, так как все мои мысли, все мое естество было нацелено на одно — узнать, каким же образом этот подлец вдруг оказался на том свете.

Того, что мне мог сообщить пан Тадеуш, было абсолютно недостаточно, его информация основывалась лишь на коротких сообщениях в печати и нескольких случайно услышанных сплетнях.

Своими расспросами я довела беднягу чуть ли не до слез, он горячо оправдывался, что его вовсе не интересовали подробности смерти Вайхенманна, он сразу же ухватился за участок, помня о моем к нему интересе, и по уши был занят хлопотами, торопясь застолбить за нами участок, пока не огласили завещание, ведь в этом случае все переходит к дочери. И вы понимаете, пани Иоанна, что сделанное нами лишь зацепка, но без нее мы могли бы оказаться в задних рядах желающих. Я очень надеюсь, что дочка и продаст, мне удалось разведать, что покойным оставлены дарственные для бывших жен и партнеров по бизнесу.

— К черту дочку, жен и партнеров! Я хочу знать об убийстве! Вчера его шлепнули? Только вчера? Так откуда же столько сведений о завещании? Вскрыли над трупом?

— Нет, откуда над трупом, — растерянно бормотал пан Тадеуш, всегда отступавший под моим натиском. — Пару месяцев назад он кое–кому сообщил о содержании своего завещания, и тогда еще начались склоки и пошли сплетни… И даже говорили, что некоторые партнеры, не доверяя этому человеку, а вы ведь знаете, ему доверять нельзя, потребовали показать завещание, что он и сделал. Показал копию завещания, и читали все из присутствующих, у кого была охота. И так разошлись сплетни. И свою последнюю волю он не изменил.

— Да кто может быть в этом уверен! — выходила я из себя. — Свободно мог в последнюю минуту схватить клочок бумаги и накарябать «Все жене!»… А в свидетели притащить с улицы двух первых встречных…

— Нет, заинтересованные лица стерегли его. Ничего такого не произошло, — возразил пан Тадеуш. — А кроме того, не было у него в настоящее время жены, все в прошлом, с последней он развелся, а дочь по закону наследует после родителей.

— Ну ладно, бог с ним, с завещанием, вы мне про убийство расскажите! Где, когда, как, кто его нашел? Детали попрошу!

— Вот с деталями как раз и плохо, — огорчился пан Тадеуш. — Вчера ему звонила дочь, телефон не отвечал, сотовый отключен, а она знала, что отец должен быть дома. Встревожилась и приехала. Кажется, звонила откуда‑то из города, так что отец у нее оказался по дороге. Вилла пустая, все нараспашку, а он лежал в дверях, выходящих в сад. Застрелен. Она вызвала скорую, а та полицию. Журналистская братия не успела, им поздно сообщили, телевидение тем более опоздало, отсюда и такая скупая информация. Я только удочери и мог спросить, мы знакомы, поэтому хоть что‑то знаю…

Информации о дочери мне было недостаточно.

— У дочери, у дочери… А что говорят в их кругах? — добивалась я. — Лопнуть мне на этом месте, если они уже не придумали штук двадцать убийц! Не одна я желала ему от всего сердца внезапной смерти. Вы многих из этих людей хорошо знаете, ведь в самой их гуще сидите…

Пан Тадеуш совсем растерялся.

— Да нет, киношников я не так чтобы уж очень — больше с прессой общаюсь. А с телевидением так и вообще ничего общего…

— Зато с радио! Радио небось тоже ликует!

От радио пан Тадеуш отвертеться не мог. Начал что‑то говорить, но я отключилась. Вернее, переключилась вдруг на свои соображения, пытаясь продраться сквозь хаос в голове. Надо хоть немного остановить эту карусель в мозгах и упорядочить мысли. Надо было сразу сообразить, что пан Тадеуш может быть бесценным средством информации, поскольку знаком с дочерью жертвы, помню, в свое время они даже дружили… Ясное дело, он постарается всеми силами скрыть свою дружбу с дочерью покойника, но если что и узнает, то наверняка от нее. А дочь имеет шансы располагать обширной информацией, во всяком случае знать больше других. К тому же я что‑то подписала, это не шуточки, деньги перечислила. Хочется быть уверенной, что ей перейдет имущество отца, что мы не поступаем очертя голову, не имея на то права…