Швырнув инструменты на пол тесной будки, я стал выбираться наружу. Пока я, как швейный челнок, ворочался в домике, все мои вещи пришли в беспорядок. Свитер, рубашка и даже тёплая майка выбились из-за пояса брюк.

Мало того, телогрейка задралась к плечам и зацепилась за края узкого лаза. Я дёрнулся раз, второй, третий и понял, что крепко застрял. Точно так же, как толстяк Вини-Пух в узкой норе худощавого Кролика.

Набрав в лёгкие воздуха, я стал кричать, чтобы кто-нибудь из семьи ко мне подошёл. Но, во-первых, я плотно оббил изнутри будку картоном, а он, как известно, замечательный изолятор звуковых колебаний.

Во-вторых, дети с женой сидели в каменном доме и были за окнами с двойными зимними рамами. И сколько я не вопил, никто меня не услышал, и не пришел вызволять из ловушки. Меж тем, спина и живот у меня оголились и мерзли всё сильней и сильней.

Трясясь от ужасного холода, я начал рвать пуговицы с моей старой одежды и стаскивать её через голову. Нужно сказать, что к этому времени, телогрейка на вате сбилась плотным комком, а повернуться в мне будке было, в общем-то, негде.

Меж тем, Виктор продолжал развлекаться и всё крепче и крепче хватал меня челюстями за ноги. Во мне зародилась невероятная злость на бестолкового пса. Она накопилась в огромном количестве и клокотала в душе, как мощный вулкан.

Спустя пять минут, я кое-как сбросил одежду и оказался голым по пояс. Почти задохнувшись от тесноты и усилий, я с огромным трудом набрал воздуха в грудь, чуть отдохнул и стал выбираться наружу.

Совершенно естественно, что, я двигался задом, пятясь, как рак. Причём скользил голым пузом по мёрзлому снегу. Что я тогда говорил, я вам не буду сейчас повторять. Не позволяет моё воспитание.

Так вот. Наконец, я всё-таки вылез из будки, вздохнул с облегчением и встал на карачки. Однако подняться на ноги я не успел. Похоже, что пёс разыгрался уже не на шутку. Он подскочил ко мне сзади и изо всей силы цапнул в икру левой ноги.

Сильная боль, пронзила все мышцы, и я заорал, словно резаный. Не помня себя от обиды и злости, я вскинулся на ноги, схватил какую-то палку с земли и кинулся к Виктору.

Пёс сразу понял, что шутки закончились, и бросился прочь. Причём, он рванул прямо в сад и запрыгал большими скачками по глубокому снегу. Я так разъярился, что мчался за ним что есть мочи.

Моя дорогая жена возилась на кухне. Она услышала крик любимого супруга и со страхом посмотрела в окно. Представьте себе такую картину, которую она там увидала. На улице сильный мороз градусов в двадцать, а я голый по пояс, прыгаю по двору, словно дикий индеец. Прибавьте ещё, что кожа у меня покраснела от стужи. Длинные волосы торчат во все стороны, а лицо перекошено жутким оскалом.

В таком странном виде, я бегаю по зимнему саду и увязаю в снегу по колено. Причём, кричу благим матом, трясу длинной палкой, зажатой в руке и, словно безумный, лечу за собакой. Мне бы вставить в причёску орлиные перья, и был я, как Винниту – вождь аппачей.

Жена открыла форточку в кухне и испуганно крикнула: – Володя! Тебе, что ли жарко?

Я вдруг почувствовал, что сильно устал и не сумею догнать подлого Виктора. Я размахнулся изо всех своих сил и, как боевое копье, бросил палку вдогонку собаке. К моему сожалению, я в неё не попал. Задыхаясь от бега, я замер на месте, выругался на чём стоит свет и, хромая на обе ноги, двинулся к дому.

Вместо сочувствия любимых родных, я получил огромную дозу криков и ругани. Прямо в сенях на меня сразу накинулись дети с женой: – Ты зачем псину гоняешь по саду? – орали они на три громких голоса: – Виктор больной, обмороженный, а ты его хочешь побить!

– Эта собака, мне искусала все ноги! – завопил я в ответ, задрал обе штанины и показал свежие раны. От кровоподтёков кожа на щиколотках сильно опухла и стала почти багрового цвета. Родичи недоуменно притихли.

– А разделся зачем? – с подозреньем спросила супруга.

– В будке плотно застрял. Не мог вылезти через узкую дырку наружу. Вот и пришлось всё снимать через голову! – объяснил я непонятливым людям.

– Накинь что-нибудь, и двигайся в кухню! Я приготовила завтрак. – смягчилась жена.

Я быстро оделся и вышёл на улицу. Нужно было забрать инструменты и вещи, что бросил во время погони за псом. Я приблизился к домику, опустился на корточки и заглянул в тесный лаз.

Виктор уже обживал конуру, утеплённую толстым картоном. Как ни в чём не бывало, он устроился в будке и раздражённо посмотрел на меня. Мол, ходят тут всякие. Отдохнуть не дают.

Я не стал обращать никакого внимания на его недовольство.

– Побеспокоили, видишь ли, его собачье величество. – выкрикнул я: – Тоже мне принц заморский нашёлся.

И тут я увидел, на чём же лежит мерзкий пёс. Оказывается, он развалился на моей рабочей одежде и использовал куртку и брюки её вместо мягкой подстилки! Я был возмущён до предела.

– Ах, ты зараза! – орал я дурным голосом: – Разлёгся тут, словно барин! – я поднялся на ноги и стал искать палку, чтобы как следует проучить наглеца.

Виктор сразу понял, что в данный момент ,со мной шутки плохи. Он стрелой выскочил из деревянного домика и скрылся за дальним сараем.

Вынув из будки мятые тряпки, я отряхнул их от клочьев выпавшей шерсти, поднял молоток, собрал гвозди и устало вернулся домой. Пёс осторожно выглядывал из-за угла большого сарая и внимательно наблюдал за хозяином.

Раздевшись в сенях, я двинулся в кухню и, наконец, плотно позавтракал. Хотя, вернее сказать, пообедал. Я ощутил, что сильно устал за беспокойное утро, еле поднялся из-за стола, прошёл в гостиную и лёг на диван. Мое утомлённое тело и, особенно, бедные щиколотки нестерпимо болели. Я устроился, как можно удобнее, и сразу уснул.

Через час меня разбудила жена: – Иди, открывай! – строго сказала супруга: – Виктор пришёл! Лекарство хочет принять!

Я оторвал от подушки тяжёлую голову и напряжённо прислушался. Собака тихо скулила снаружи. Я с ощутимым трудом поднялся с дивана, вышёл в холодные сени и открыл наружную дверь.

Я увидел, что кобель сидит на крыльце. Он съёжился от сильного холода, а всё его тело трясло крупной дрожью. Мне стало жалко бедного пса, и я впустил