Оз встал и начал отряхивать джинсы.

– – Ну, не знаю, – пренебрежительно сказал он. – # всегда считал Каспера паинькой. Я бы предпочел призрака, который может отличить Шварценеггера от Папы Римского.

Баффи озадаченно смотрела на Ангела, который вглядывался в небо и нюхал воздух.

– Ангел? – спросила Баффи, обеспокоенная его поведением.

Тот повернулся к ним, продемонстрировав свое человеческое лицо, при виде которого Оз повеселел: будучи вампиром, Ангел мог испугать кого угодно. Од shy;нако радость Оза поубавилась, когда он заметил, что Ангел угрюм и чем-то озабочен.

– До заката осталось часа два. У нас нет никакого укрытия, и мы даже не представляем, где находимся, -сказал он, надевая плащ с таким видом, будто тот мог защитить его от приближающейся ночи.

– Тогда нам лучше двигаться, – сказала Баффи. Оз их не слушал. Подняв голову, он смотрел на то

место, откуда они появились несколькими минутами ранее.

– Оз? – с вопросительной интонацией позвала Баффи.

– Прошу прощения, – ответил тот. – Я просто по shy;думал, что недаром существует так много историй про привидения. Должно быть, они достаточно часто про shy;сачиваются к нам. Шляются по всему миру, разыски shy;вая кого-нибудь, с кем можно поговорить. Нелегко, наверное, тем, кто сталкивается с призраками. – Он повернулся к Баффи. – Грустно все это.

Троица направилась вниз по склону в сторону горо-Да, видневшегося на горизонте, и железнодорожных путей, ведущих к нему. Они шли в молчании, которое На рушал лишь свист безучастного ко всему ветра.

Бостон, 27 января 1882 года

Улицы Бостона были покрыты снегом. Жан-Марк Рене шел уже два дня и пока не собирался останавли shy;ваться. Он пробирался сквозь сугробы и заносы, доходившие ему до колен. Прищурившись, пытался хоть что-нибудь разглядеть сквозь снегопад, но большие тяжелые снежинки образовывали вокруг непроница shy;емую завесу. Даже здание, мимо которого он сейчас проходил, было еле видно. Не говоря уж о доме, построенном его дедом на вершине Бикон-Хилл много лет назад.

Но Жан-Марк был настойчив.

Со злостью, которую не приглушила даже длитель shy;ная прогулка по городу, он продвигался вперед, посто shy;янно смахивая рукой падающий на лицо снег.

Пройдя еще немного, он увидел башни Гейтхауса, которые казались декорацией, созданной безумным художником. Жан-Марк горько усмехнулся: похоже, предстоящий визит не сулит ничего хорошего.

На замерзших и негнущихся ногах Жан-Марк про shy;ковылял последние несколько метров, отделявшие его от дверей дома, в котором он вырос и прожил всю жизнь, за исключением последних месяцев. Он был учеником своего отца, постигая азы магии и колдов shy;ства. Его мать молчаливо поддерживала попытки отца вырастить из сына чародея. Она верила, что Жан-Мар shy;ку уготована великая судьба. Сейчас, в возрасте двад shy;цати одного года, Жан-Марк понимал, что любая мать думает так о своем ребенке.

В тот день, когда он оставил их на пороге этого ги shy;гантского дома, у него было ощущение, будто пудовые оковы добровольного рабства упали с его рук и ног.

Роль ученика чародея не устраивала Жан-Марка Рене: он хотел жить собственной жизнью. Конечно же, он был образованным человеком. Отец позаботился об

этом.

Он покинул Гейтхаус, нашел себе жилище подальше

от бдительного ока папаши, свое сердце он отдал сразу нескольким юным дамам, а также получил место на shy;ставника в одной из известных школ.

Он был счастлив, пока несколько часов назад не получил письмо от отца, принесенное посыльным. Небеса запрещали старику спускаться со своего холма и ходить среди людей, которых он поклялся защищать от ужасов Другого Мира.

«Сын мой, – гласило послание, – настало время прийти и принять ответственность, которая ложится на тебя как на сына того, кто охраняет Врата. Прожи shy;тые годы сгустились надо мной, словно тучи, и обязан shy;ность возлагается на тебя. Этим вечером вернись до shy;мой. Если ты не придешь, мир пострадает из-за твоего эгоизма».

Жан-Марк поднялся по ступеням. Он не потрудил shy;ся постучать в двери специально предназначенным для этого молоточком – просто поднял руки, сложил ла shy;дони вместе и затем медленно их разъединил. Вырвав shy;шийся пучок розового света снес замки и распахнул двери с такой силой, что звук удара дерева о камень разнесся по всему вестибюлю.

Оставляя за собой комья слипшегося снега, Жан-Марк ступил внутрь. Ветер за спиной закружил сне shy;жинки и в считанные секунды намел у порога внуши shy;тельные сугробы. Жан-Марк не стал закрывать двери. Не обращая внимания на мокрые следы от обуви, он начал подниматься по широкой лестнице, бросив на ст упеньки промокший пиджак и шерстяной шарф.

Отец сидел в кабинете на втором этаже в окруже shy;нии древних фолиантов и пестрой коллекции талисманов и амулетов. Хотя Анри Рене было уже более двухсот лет от роду, выглядел он не старше шестидеся shy;ти. Увидев вошедшего Жан-Марка, он мягко улыбнул shy;ся и кивнул.

– Спасибо, что пришел, – сказал Анри Рене по-французски.

– Как ты смеешь? – выпалил Жан-Марк по-англий shy;ски, чувствуя спиной, что в кабинет вошла мать, Анту shy;анетта. Она молчала. Это еще больше разозлило Жан-Марка. – У меня есть своя жизнь! Тебе придется най shy;ти другого наследника. Мне это не нужно. Я не хочу жить вечно. Я учитель, отец. Это благородная профессия. За shy;щищать реальный мир от ужасов Другого Мира – удел того, кто сам из Другого Мира. Хаос не поглотит этот мир, если я откажусь стать Привратником.

Анри слегка усмехнулся, но даже это заставило его надолго закашляться в сжатый кулак. Когда он вновь взглянул на Жан-Марка, тот нахмурился и вниматель shy;нее вгляделся в лицо отца. Возможно, дело было в ос shy;вещении, но Анри выглядел старше, нежели несколь shy;ко минут назад.

– Боюсь, ты был не прав, говоря о Хаосе, – прогово shy;рил Анри, капитулируя и переходя на английский. – Если ты не исполнишь свой долг, Хаос навеки воца shy;рится на Земле. К сожалению для тебя, Жан-Марк, но к счастью для всего мира, у тебя нет выбора.

Жан-Марк застонал от досады, всплеснул руками и повернулся, чтобы выйти из комнаты. Однако испол shy;нить задуманное ему помешала мать, загораживающая дверной проем. Как бы ни был раздражен Жан-Марк, он никогда не посмел бы повысить голос или поднять руку на свою мать. Никогда.

– Нет, у меня есть выбор, – процедил он сквозь зубы, глядя на мать, избегавшую его взгляда. Я могу просто уйти. Вернее, я уже ушел, если ты еще не понял.

В порыве злости он обернулся к отцу и… остолбе shy;нел. За каких-то несколько секунд отец постарел лет на двадцать. Теперь он выглядел минимум на девянос shy;то. Краски сбежали с его лица, ставшего смертельно бледным, глаза обрели желтоватый оттенок и затума shy;нились, на руках резко обозначились суставы. Но что было хуже всего – по его щекам катились слезы. За свои двадцать с небольшим лет – возраст, который не шел в сравнение с магической продолжительностью жизни отца, – Жан-Марк повидал немало ужасов. Но он никогда не видел, чтобы отец плакал.