Мячик радостно побежал к уже заскучавшему без него псу. Женя с разрешения Часового пошла в лес, верней, на опушку – вернуться наконец к давно забытым тренировкам. А у Тома имелись свои очень важные планы.

Военком Омской области генерал-майор Анатолий Аверьянович Пономарев в восемь утра находился, как всегда, на рабочем месте.

Светлый кабинет был уже залит солнцем. Генерал-майор, входя, обычно первым делом раздергивал белые шторы, которые поздно вечером всегда аккуратно задергивала уборщица. Он считал, что солнечный свет никому, кроме людей с больными глазами и преступников, ищущих темноты, мешать не может. У нормальных, здоровых людей он только вызывает приток энергии, которая с утра каждому нужна.

Конец вчерашнего дня оставил в душе у генерал-майора гадкий осадок, и осадок этот тотчас поднялся со дна, как только Пономарев сел за стол и механически переставил маленький бюстик Лавра Корнилова – выпускника Сибирского кадетского корпуса.

Пришедший вчера в последний рабочий час на прием «афганец» рассказывал, что проделали в райвоенкомате с его единственным сыном. У того с малых лет медленно, но верно развивалась конечностно-поясная атрофия мышц (военком давно уже освоил все названия болезней «белобилетников»). Мать, способный физик, бросила работу, чтобы помогать учиться сыну, оказавшемуся еще более способным. На костылях, с неработающей правой рукой, парень окончил школу с медалью. Чтобы сдавать экзамены в Омский университет, он должен был получить соответствующую справку в военкомате – этот самый «белый билет». Отец мог пойти на медкомиссию сам, один, просто со справкой о слишком очевидной и неизлечимой инвалидности, но повез сына с собой – на всякий случай. Там их стали посылать в инстанции в разных концах города, откровенно вымогая взятку у инвалида на костылях.

Тогда «афганец» сказал так: «Вы – врачи. Вот я привел к вам сына, вы его видите. Если он годен для прохождения службы – скажите. Я пожму ему руку, поздравлю, скажу: “Сын, служи родине, как я ей служил”. Если не годен – дайте соответствующий документ. Но никуда больше через весь город я его не повезу».

Разгорелся конфликт. Отца чуть не вытолкали из кабинета – вместе с сыном на костылях. Он чуть не заехал в самоуверенную физиономию мужчине-врачу. Дело было не единичное, все это военком знал, – как мог, противостоял и, встречаясь снова и снова с беззастенчивыми вымогателями, каждый раз испытывал тошнотворное чувство.

…Через пять минут после того, как генерал расположился за своим столом, дежурный лейтенант доложил, что к нему на прием просится какой-то штатский.

– Не могу сказать точно, кто такой, товарищ генерал-майор. Вижу только, что грузин. Но паспорт российский. Кутателадзе Георгий.

– А что надо-то?

– Не могу знать, товарищ генерал-майор. Говорит, что по личному делу. И что вы его знаете.

– Кутателадзе… Кутателадзе… Не припомню что-то. Ну, зови – пока еще дела с утра за горло не взяли.

Лейтенант впустил высокого и полного широко улыбающегося человека, черноглазого и не по возрасту лысоватого.

– Простите, товарищ генерал-майор! Рядовой срочной службы Георгий Кутателадзе прибыл в ваше распоряжение. Помните меня, товарищ генерал? Под Тюменью, во вверенном вам полку?.. Ребята меня Жорой звали.

И медленно выплыл из тумана памяти худощавый, изящный юноша-грузин с тонкими, будто наклеенными над губой усиками.

…Лет двадцать назад генерал, а тогда еще подполковник, командовал полком в огромном, разметнувшемся по бескрайним снегам Западно-Сибирской низменности Тюменском военном округе. Воинские части, затерянные в лесах, куда не ступала нога штатского человека… Березы со стволами, которые с трудом обхватишь, – в европейской России таких ему не встречалось. И земля под ними все лето и осень усыпана благородно-серого цвета шляпками подберезовиков, которых некому собирать, – так и уходили под снег.

Как же, как же… Память выдернула из тьмы и заместителя комполка, любителя выпить, который все решал и не мог решить вопрос оптимальной периодичности выпивки: «Каждый день – тяжело. А через день – долго ждать».

Проверяя одну роту, остановился комполка однажды перед черноволосым бойцом, невольно залюбовавшись складной, сильной, гибкой фигурой и девичьим румянцем на смуглых щеках.

– Хорошо служится, генацвале?

– Так точно, товарищ подполковник! Маме в Тибилиси написал: «Мама, все, что напаминаит лижи, – жьжигай!»

Рота грохнула смехом в строю; пришлось дать команду «Вольно!» На срочной службе грузин встал на лыжи впервые в жизни (дома он занимался – и успешно – спортивной гимнастикой). А подполковник требовал, чтобы в день солдаты пробегали не менее пятнадцати километров.

– Работаю в Москве, прилетел в Омск на один день по делам, товарищ генерал, – жизнерадостно докладывал грузин. – Узнал, что вы здесь теперь, не мог не зайти. Примите, товарищ генерал, – появилась небольшая, но объемистая корзина, которую вошедший незаметно держал за широкой спиной, – коньяк дагестанский. Сейчас лучший считается; бочкового, конечно, разлива, и Саперави для жены.

Корзина с тремя бутылками уже стояла на столе, и генерал, засмеявшись, взял и спрятал ее под стол – отказываться означало только зря терять время, это он знал.

– Ну как, Жора, под Москвой на лыжах ходишь?

– Хожу, товарищ генерал! – еще более жизнерадостно воскликнул грузин. – На даче всю зиму бегаю! Вы не поверите – полюбил! Сына выучил!

В дверь стремительно вошел лейтенант.

– Товарищ генерал-майор, разрешите доложить! Там два десантника…

– Какие еще десантники? Десант, что ли, высадился?

– Виноват, товарищ генерал-майор! Бывшие десантники, «афганцы». Срочное дело. У них задержанные в машине…

– Какие еще задержанные, японский бог?!

Жора с кавказской деликатностью тут же заторопился:

– Простите, товарищ генерал, не буду мешать вашей службе. Большое спасибо, что выбрали минуту повидаться. Жене вашей мои сердечные пожелания…

И с неожиданной для его плотного тела ловкостью и пластичностью исчез за дверью, из-за которой тут же появились Саня и Леша. Лица их расплывались в улыбке.

– Разрешите доложить, товарищ генерал-майор, – Леша сделал шаг вперед, со стуком приставив пятку. – Бойцы 2-го отделения разведроты N-ского полка прибыли в ваше распоряжение.

И разодралась еще одна завеса – над следующим уже пластом памяти. 1984 год… Раскаленный песок, жгучее, ни на миг не дающее отдыха солнце. Взрывы, столбы земли до неба, крики, кровавые бинты… И груз 200, груз 200 в АН-12, берущем курс на север.