оскал. Никола рухнул в снег, соскочил, схватился за сак.

— Не стреляй! — крикнул он Вольке, шаря руками в вещах.

Где же, где? Ага, вот! Холодная гладкая — сейчас мы тебя. В два прыжка обошёл лошадь и чуть не утонул в этих злобных горящих огоньках. Опомнился и как дунет на фитиль Захаровой свечки. И охотник в момент сделался жертвой. Волк дёрнулся, отскочил назад. Пламя жарким дыханием отогнало зверя назад. Взгляд его погас, страх и отчаяние проявились на месте потухших злобных огоньков. Лошадь всё приплясывала и фыркала.

Не гася огня, вставил Никола свечу в сугроб. Волк попятился. Никола выудил из сака остатки солонины и два мясных пирожка.

— Вот тебе, — он осторожно обошёл огонь, положил еду на снег, — Забирай и иди своей дорогой, понял? Нечего добрых путников пугать.

Волк смотрел сурово, с осторожностью. Никола отступил назад, поднял свечу и, пятясь, вернулся к лошади.

— Не бойся, — шепнул ей, запрыгнул в телегу. — Но!

Волк остался позади, а Волька так и не выпустил ружья из рук.

— Складно ты поёшь, — процедил он спустя время. — Во даёшь!

Оставшуюся дорогу ехали молча, только всё прислушивались. Волька нет-нет да и хватался за ружьё, а Никола погонял лошадку. Так и добрались к ночи до деревни Лукошко, там и заночевали у добрых людей — Вольке тут не впервой останавливаться.

Поутру встали до рассвета да разошлись в разные стороны: Волька до Амбарного поехал, Никола в Сусеки пошёл.

— Коль ничего тебя не задержит, до темноты на месте будешь, — пояснил Волька на прощание. — Будь здоров, друг!

Так и случилось. До деревни Никола дошёл к сумеркам. Дым окутывал улицы, стелился на снежные крыши. Деревня была не в пример больше Еловой — дома обступали лес и уходили в его гущу далеко, куда глаз не доставал.

Детишки резвились в сугробах, закидывали друг друга снежками, визжали и смеялись. Мужик возле крайнего дома разбрасывал снег.

— Здравствуй, хозяин, — поприветствовал Никола.

— Добро, путник, — выдохнул мужик облачко пара. — Ты к нам али насквозь?

— К вам, — кивнул Никола.

— Ага, на цирк, значит, поглазеть? Да, нынче у нас весело.

— Да не! Про цирк я и не слыхал, мне б с ткачихой здешней повидаться.

— Ах, вона чё, — прищурился местный. — Заказов, поди, много у ней под праздник-то. Быстро не управится.

— Значит, ждать буду, — пожал плечами Никола. — А переночевать найдётся где?

— Чего ж не найтись? Путникам у нас завсегда рады. Деревня-то наша на большом перекрёстке стоит, от нас хошь в Градолесье, хошь в Амбарное, хошь — до Большого Лукошка. Все у нас ночуют. Топай по Центральной, там и найдёшь ночлег.

— Благодарю. Лёгкой работы!

— Бывай!

Шёл Никола по улице, любовался резными ставнями. Что избушки, что теремв — все узорчатые да расписанные, как на подбор. Остановился он возле терема, где красовалась табличка с надписью «Мы вам рады». Никола вошёл. Дом дыхнул теплом и пирогами. Ишь ты, почти как дома. И хозяйка вон бежит навстречу, будто мать встречает, только худенькая, в длинном зелёном шерстяном платье.

— Как я рада! — широко улыбнулась хозяйка и заморгала большими, навыкате, глазами. — Милости просим. Меня Лидией Васильевной зовут. Надолго ли к нам?

— Доброго звёздного, хозяюшка. Пока на ночку, а дальше поглядим. Есть места?

— А как же! Проходи, накормлю, потом уж и комнату покажу.

Никола сел за деревянный стол, осмотрелся. В просторной горнице с множеством окон почти стемнело.

Внутрь вбежал маленького роста мужичок, сбросил тулуп, шапку, показав серые седые волосы, торчащие двумя прижатыми заячьими ушками, принялся зажигать свечи.

Мужичок перепрыгивал от светильника к светильнику, резво добавлял освещения, и только тут заметил Николу, вздрогнул, улыбнулся, оголив большие зубы.

— Здравствуй! — с присвистом поздоровался и крикнул в другую сторону, — Лидушка, что ж ты не сказала, что у нас новый постоялец? — и представился Николе, — Зиновий. Рад встрече.

Никола ответствовал, а в горницу вбежала хозяйка с подносом в руках. На стол она выгрузила горшок, дышащий паром, ломти хлеба и сыра, миску сметаны.

— Сейчас чаю принесу, — подмигнула она выпуклым глазом и удалилась, а Зиновий ускакал следом.

После ужина хозяйка проводила Николу в комнату на втором этаже. Чистая, уютная спаленка с деревянной кроватью и вязаными половиками. Над кроватью висел гобелен. Никола подошёл ближе — сказочный теремок посреди леса, из трубы идёт дым, из окошек — мягкий свет.

— Не местная ли ткачиха гобелен смастерила? — спросил Никола.

— Как же, она родимая, — кивнула хозяйка. — Как повесила я его тут, так дела наши в гору и пошли, гости повалили со всех окрестных сёл и деревень. А ткала-то она прям здесь, в этой комнате.

— Здесь? — удивился Никола.

— Здесь-здесь. Пока её терем строился, она у нас тут и жила, тут и работала.

— Мне бы тоже эту мастерицу повидать.

— А я Зиновия попрошу, он тебя к ней и проводит, — сказала Лидия Васильевна. — Она, видишь ли, вечерами только заказы принимает — дневное-то время для работы бережёт, сидит и плетёт с рассвета до сумерек, пока солнца хватает.

— Значит, торопиться надо? — всполошился Никола.

— Не суетись, успеешь, — рассмеялась хозяйка. — Ты хоть с дороги отдохни, а я пойду Зиновия поищу.

— Да я, поди, и сам найду. Зачем человека от дел отвлекать?

— Думаешь, легко такую мастерицу сыскать? — прищурилась хозяйка. — А коли она не захочет, то и днём с огнём не сыщешь. Нет, уж лучше с провожатым.

Она ушла, поздоровалась с кем-то в коридоре — видать, постояльцы шли по коридору. Никола, сбросил сак и принялся разглядывать гобелен. Чем дольше он смотрел, тем больше деталей различал. Вот ветер шевельнул листья, вот куст дёрнулся и показались заячьи уши. Движение — и на крыльце сидит лягушка. Чудеса!

— А-а-а-а! — крик раздался снизу. — Медведь!

Что-то грохнуло об пол и разбилось.

Никола прыгнул с кровати и рванул вниз.

Бледный Зиновий трясся возле входной двери, упираясь в неё спиной и раскинув руки. У ног Лидии Васильевны, лежал поднос с разбитой посудой. За столом застыли три фигуры — бородатый мужчина, красивая остроносая женщина и маленькая девочка с серой тоненькой косой.

— Не выходите из дома, — дрожал Зиновий у двери. — Там медведь!

— На улице? — Никола выглянул в окно.

— В сарае, — прошептал хозяин. — Там у меня две бочки мёда, вот он, паршивец, и забрался.

— Большой медведь-то? — Никола уже надевал шапку и тулуп.

Зиновий задрал руки выше головы, выпучил глаза.

— Дверь в сарай заперта?

Хозяин замотал головой.

Мужчина вышел из-за стола, оказавшись высоким и осанистым. В бороде и волосах его играла седина, в глазах читалась решимость.

— Рудольф, — представился он с