Бубен, а в миру — Сашка Бубнов, один из моих великовозрастных оболтусов, как раз показался на пороге своей альма матери. Верзила под два метра ростом, тощий, как селедка, но жутко умный. Вот и сейчас Бубен быстро сообразил, что преждевременная смерть любимой учительницы не за горами, зацепил меня за воротник шубейки и, рыкнув: «Разойдись», — поволок в учительскую. Там царила всеобщая паника. Галину Петровну, директрису, химичка отпаивала сердечными средствами, остальные работники просвещения отдельно взятого лицея либо подавленно молчали, либо осторожно перешептывались.

— Афанасию Сергеевну заказывали? — пошутил Бубен, сваливая мою тушку на пороге учительской.

Острослов ты мой! Вот влеплю тебе трояк по литературе за полугодие, будешь знать, как каркать!

Зоя Федоровна, математичка, отличавшаяся, как и все представители точных наук, редким умом и сообразительностью, вжалась в стену:

— Кто?

— Что «кто»? — слегка отупел Бубен, чего за ним отродясь не наблюдалось.

— Кто ее заказывал? — пояснила Зоя Федоровна.

— Понятия не имею. — Сашка заботливо усадил меня в уголок и поспешил ретироваться из учительской, которая в данную минуту больше походила на всем известную палату в сумасшедшем доме. Галина Петровна принялась усиленно поглощать корвалол прямо из пузырька, остальные учителя застыли в немом ужасе. Сережка Худяков, историк, полный лысеющий мужчина «в самом расцвете сил», схватил себя за голову в страстном порыве отделить ее от туловища — так глубоко было его горе!

— А она живая? — успела выкрикнуть Надежда Николаевна, преподаватель биологии, вслед моему оболтусу.

— Как Ленин! — уже из коридора ответил Бубен.

«Пожалуй, все же трояк я ему поставлю», — решила я.

Всем известно, что учителя — народ крайне нервный. Потому я решила поберечь остатки нервных клеток своих коллег и поспешила открыть глаза:

— Всем привет!

— Так ты жива, Афонька! — обрадовалась молоденькая француженка.

— Как Ленин, — выползая из угла, процитировала я Сашку Бубнова, правда, с некоторой долей трагизма в голосе.

Худяков отпустил голову и недовольно произнес:

— А зачем твой Бубен нам голову морочит? «Афанасию заказали»! Спрошу-ка я его сегодня, наверняка ни фига не выучил!

Что ж, Сашке Бубнову не позавидуешь: если Серега спрашивает, то спрашивает все — от момента сотворения вселенной до факта построения светлого коммунистического будущего во всем мире, переходя уже к ненаучной фантастике.

— Девочки, скоро первый звонок, — строго сообщила Наталия Сергеевна, ветеран в сфере образования, наш завуч, по кличке Чекистка. Говорят, кликуха эта привязалась к ней чуть ли не во времена царя Гороха. Причиной тому послужила поразительная способность Сергевны знать все и про всех. Когда забеременела одна из наших учениц (такое иногда случается в школах), Наталия Сергеевна узнала об этом даже раньше, чем будущая мамаша. Помнится, я страшно оконфузилась, будучи молодым специалистом. Как всем известно, 19 декабря в нашей стране всенародно празднуется День чекиста. Желая сделать приятное ветеранше, я купила букет цветов, подписала открытку и принародно поздравила Наталию Сергеевну с профессиональным праздником... Смеялись все, кроме самой героини торжества — ее взгляд не обещал ничего хорошего. Штрафные санкции не замедлили сказаться: расписание мне составили крайне неудобное, к тому же нагрузили факультативами, как старый цыган свою кибитку ненужным барахлом. С тех пор взаимоотношения с завучем у меня как-то не заладились. Впрочем, завуча у нас побаивались все, включая и директрису Галину Петровну.

— Скоро первый звонок, — повторила Чекистка. — Убийство убийством, а забывать о профессиональном долге все же не следует. Тем более что полугодие заканчивается. Попрошу всех приступить к своим обязанностям! — Наталия Сергеевна, гордо неся свою маленькую головку с реденькими островками волос, покинула учительскую. С ее уходом все учителя заметно оживились. Ко мне подскочила француженка и, задыхаясь от восторга, посвятила в суть проблемы:

— Афоня, это неподражаемо! Менты приперлись в школу, ищут свидетелей убийства.

— Да? — Я почувствовала себя кроликом, загнанным в угол.

— Ага! Вчера вечером, аккурат после того, как у нас собрания закончились, во дворах какой-то придурок убил крутого мужика и попытался скрыться с места убийства, но что-то не рассчитал и врезался в фонарный столб. Тачка — всмятку, но, говорят, водила жив, правда, без сознания...

— Без сознания, — как робот, повторила я, не в силах поверить. После таких ударов, который пришелся на долю старенькой «Волги», даже манекен не выживет, что уж говорить о человеке?

— Вот именно! Короче, — посерьезнела француженка, — менты собрались нас всех допрашивать.

— Допрашивать... — мне уже было плохо. Что же будет, когда начнут допрашивать?

— Интересуются, не видели ли мы чего-нибудь... А ты почему такая синяя? — француженка с любопытством уставилась на меня. — Перепугалась, что ли?

— Немного. Василич на входе так прямо сразу и огорошил меня этим убийством. Я уж думала, кого-то из наших...

— Тьфу, типун тебе! Хотя, признаться, Чекистке давно пора на пенсию.

Наверное, Наталии Сергеевне и в самом деле не мешало бы уйти на покой, в хорошем смысле этого слова. Ничего дурного даже я ей бы не пожелала.

Прозвенел звонок. Первый раз за шесть с половиной лет работы в школе этот звонок звучал столь отвратительно, что мне захотелось как минимум заткнуть его навсегда.

Родной 11 «Б» встретил меня настороженным молчанием. Подозреваю, они рассчитывали на отмену контрольной в связи с чрезвычайной ситуацией в школе. Оправдывать их тайные надежды я не собиралась, и вовсе не из-за вредности характера, а просто потому, что ни о чем другом, кроме предстоящей встречи с ментами, в данную минуту думать не могла.

— Афанасия Сергеевна, как вы себя чувствуете? — заботливо поинтересовался Тошка Филатов. Бубен, очевидно, уже успел рассказать, как транспортировал меня в учительскую.

— Не дождетесь, — строго ответила я. — Задания прочитаете на доске, если, конечно, читать еще не разучились. Текстами романа можете пользоваться, а вот учебниками не советую — все равно ничего путного там не найдете. Почему ждете? Приступайте...

Оболтусы повздыхали, поворчали, но приступили.

«Вот оно, начинается! — думала я, глядя в окошко. — Менты уже здесь. Оперативно, однако! А еще

говорят, что наша милиция работать не умеет. Интересно, много им удалось нарыть? Может, меня прямо сейчас и арестуют? Сколько гам Клавка обещала по совокупности? Пожизненный срок, кажется. Господи, ну почему я не поехала на трамвае?!»

— Все несчастья — от женщин, — прервал ход моих размышлений ворчливый голос Сашки Макарова.