Вдали виднелась улица побольше, где ездили машины, и я быстро зашагал туда. На углу здания, в котором меня держали, была дверь, над ней — вывеска, гласящая, что тут находится игорный дом «Удача». Рядом табличка с названием улицы. Лазаревский переулок. Аккуратный, недавно покрашенный фасад сильно контрастировал с грязными облупленными стенами во дворе.

Надо было поскорее убираться из этого места. На стрельбу могла приехать полиция, да и бандиты, если кто-то ещё остался, вероятно, попытаются догнать.

Главное теперь — не попасться на глаза городовым. Видок у меня был тот ещё: костюм помят, кое-где чернели брызги крови, лицо в синяках. Карманы пиджака оттягивали пистолет, револьвер и два портмоне. Насколько мне было известно, свободную продажу оружия запретили в тридцать пятом году, да и то лишь простолюдинам, то есть формально мне никто не имел права что-то предъявить за ношение ствола. Но это если не учитывать стрельбу неподалёку и пять трупов. Ещё и документов при себе нет. В общем, могли возникнуть проблемы.

Первое, что пришло в голову — поймать такси, уехать куда-нибудь подальше и снять номер в скромной гостинице. Надо было всё обдумать в спокойной обстановке и понять, куда податься. В Ярославль, где находилась усадьба Василия Дубровского, соваться пока не стоило. Если меня схватили по указу Шереметева, то и там найдут быстро, а в Москве родни не осталось. Возвращаться на квартиру, где жил Алексей, тоже казалось глупо, тем более, я не знал адреса. У меня не было ни одного конкретного воспоминания из этой жизни, лишь какие-то мутные картинки всплывали в голове, но они не говорили ничего.

Мимо проехала жёлтая машина с широкими крыльями, большими круглыми фарами, чёрной крышей и шашечками на двери. Я махнул рукой, но авто не остановилось. В салоне сидели пассажиры. Не повезло. Оглядываясь по сторонам, зашагал дальше.

Улица, на которую выбрался, оказалась относительно широкой и имела тротуары. Посередине пролегали трамвайные рельсы. Дома тут были в основном каменные с различными заведениями на первых этажах. Вывески на зданиях через дорогу гласили, что там находятся мясная лавка и трактир. Вдали над крышами высились белоснежная колокольня и позолоченные купола храма.

Мимо проходили люди в старомодных нарядах. Мужчины — в пиджаках, плоских кепках, шляпах или котелках, женщины — в длинных платьях ниже колен и иногда в юбочных костюмах. Мимо проезжали древние авто годов двадцатых, плелись лошади, волочащие неказистые брички.

Название улицы я заметил сразу, но это мне ничего не дало. В прошлой жизни никогда не был в Москве. Всё, что тут знал, это — Кремль, Арбат плюс несколько мест, связанных с историей рода.

Неподалёку, возле фонаря стояла бричка. К ней я и поспешил.

— Извозчик? — спросил я у сидящего на облучке бородатого мужика в синем кителе и фуражке.

— Он самый. А чо надо-то? — буркнул мужик, подозрительно оглядев меня с ног до головы.

— В гостиницу вези, какая подешевле.

— Тут через два квартала есть «Сирень». Сойдёт?

— Нет-нет, не годится. Не в этом районе.

— Хм. Есть «Мечта» на Второй Тверской-Ямской. Пойдёт?

— Это где?

— Не знаешь, где Тверская-Ямская? Приезжий, что ли?

— Так где это? Далеко?

— Пресненский район. Не так, чтобы шибко далеко, полчаса колтыхать.

— Вези, — я заскочил в бричку и поднял верх, чтобы хоть как-то спрятаться от глаз прохожих.

Ехали мы действительно довольно долго. Скорость была небольшая, чахлая кобыла вяло тащила повозку по тесным улочкам, то и дело пропуская автомобили и пешеходов. Свернув в очередной переулок, извозчик натянул вожжи:

— Приехали.

Гостиница «Мечта» оказалась вовсе не тем местом, в котором мечтаешь поселиться. Это даже гостиницей было сложно назвать. Какая-то ночлежка. Вход находился во дворе. Рядом — трактир. Неподалёку околачивались то ли бомжи, то ли алкаши.

В тесном холле у окна за столом сидел пузатый мужик в жилетке. Не задавая лишних вопросов, он озвучил цены. Самым дорогим номером оказалась комната с отдельным санузлом. Стоила она полтора рубля в сутки, а когда управляющий узнал, что у меня нет при себе документов, потребовал два рубля сверху, причём сделал он этот с таким безразличием, словно здесь каждый день останавливались люди без паспортов.

Я скупиться не стал. В обоих портмоне находилось около сотни рублей. Не сказать, что много, но на первое время должно хватить.

Комнатушка, правда, оказалась так себе. Старые обои, железная скрипучая кровать, минимум мебели. Под потолком висела керосиновая лампа. Но зато тут можно было, наконец, остаться наедине с собой и в спокойной обстановке подумать о будущем. Точнее, о прошлом. О будущем в прошлом.

Естественно, едва я оказался один, как на меня сразу нахлынули мысли, что всё происходящее не может быть правдой. Слишком странно и абсурдно. Необъяснимо. Однако окружающий мир выглядел даже реальнее, чем прежний. Прошлая жизнь вспоминалась, как тяжёлый, болезненный сон. Голоса в голове превратили последние месяцы в ад. А теперь они исчезли. Разум был чист.

Стоя перед зеркалом в ванной, я изучал своё новое тело. На меня глядел молодой человек роста чуть ниже среднего, с благородными чертами лица и каким-то потухшим взглядом. Под левым глазом расплывался синяк, на лбу вздулась шишка. В правом ухе блестела серьга, которую я тут же снял, чтобы избавиться от лишних примет. Но это вряд ли помогло бы, ведь левый висок парня уродовали шрамы от старого ожога.

Это лицо не раз мне встречалось на старых семейных фотографиях, доставшихся от деда. Сомнений не осталось, теперь я — Алексей Дубровский, а точнее, Васильев, младший сын ныне покойного Василия Дубровского, изгнанный из рода. Вот и выяснилось, что с ним стало, или скорее, должно было стать. Вероятно, его тоже убили по приказу Святослава Шереметева, непонятно, только за что. Чем этот недотёпа мешал главноуправляющему первым отделением? Однако теперь получалось, что парень не погиб, а сбежал от бандитов, да ещё и силу обрёл вместе с сознанием шестидесятилетнего мастера огня. Кажется, мне предстояло создать новую версию истории.

Окончательно разобравшись с собственной личностью, я побежал в ближайший продуктовый магазин, купил хлеб, колбасу и сок. От всех этих перипетий страшно хотелось есть.

В первую очередь следовало решить, куда ехать и где прятаться. Я снова перебрал в памяти родственников, которые уцелели и не покинули страну после трагических событий августа тридцать третьего. Помогло то, что в своё время я очень подробно изучал историю рода и знал поимённо всех Дубровских, живших в девятнадцатом и двадцатом веках.

В девятнадцатом