Это была их последняя ночь.

Они действительно остались хорошими друзьями. Когда Алекс бывал в Беверли-Хиллз, он всегда посылал ей цветы. Теперь она была замужней женщиной, и певец был рад за неё.

…Именно тогда в Голливуде появились первые проблемы со здоровьем: прыгающее давление его и раньше беспокоило, но после изматывающего конвейера пустых фильмов оно стало напоминать о себе всё чаще, появились боли в горле, вернулись кошмары, он стал бояться ночей, и амфетамины, которые он попробовал ещё в армии, прочно вошли в его жизнь. Ночь с днём поменялись местами, чтобы заснуть приходилось принимать сильные снотворные. Он проваливался в чёрную яму сновидений, в которых к нему приходили его мать и умерший брат-близнец. Они обвиняли его в их смерти, Грэйс грозила пальцем, а Джесси бесшумно шевелил губами, и это было страшнее, как если бы он кричал…

После таких снов он просыпался в холодном поту, глотал транквилизаторы, пытаясь прийти в себя, обрести форму перед очередными съёмками.

К чёрту всё это! С Голливудом покончено. Теперь всё начинается с нуля, с чистого листа, как будто не было переворота, совершённого им в музыке. Боже, сколько было вылито грязи на него в те годы, родители подростков, сходивших с ума на его концертах, и пресса были единодушны в гонениях на него. Он плакал, закрывшись от всех в спальне и читая отвратительные пасквили в газетах, Фрэнк Синатра… Он отзывался о нём как о вульгарном, деревенском мужлане, неизвестно что делающем на сцене, но он выстоял, выстоял, несмотря ни на что. Потом была армия, смерть матери, перед которой меркло всё. Алекс так и не смог оправиться от этого удара. С тех пор журналисты отмечали в его больших глазах грусть и боль, даже когда он улыбался.

…Он вышел на сцену пружинящим шагом, прошёлся по краю сцены. Зал взревел тысячами глоток, особенно балкон, где, как знал Алекс, окопались фанаты с Европы, Японии и Австралии. И началось сумасшествие. Казалось, Алекс одновременно бывал везде, его голос летел над публикой, заставляя замирать от восторга, его движения, были пропитаны сексуальной энергетикой, женщины визжали, подбегали к сцене, тянули руки, пытаясь коснуться его. Его искромётный юмор, светящиеся глаза…

Сидящие за столиками пресса и знаменитости забыли о еде и коктейлях и не сводили с него зачарованных глаз. Это был спектакль, шоу, равного которому ещё не видел Вегас.

В конце Алекс упал на одно колено, расставив в сторону руки и склонив голову, и продолжал стоять в такой позе, пока не опустился занавес.

За кулисами к нему тут же подбежали телохранители, накинули полотенце на шею, на дрожащих ногах он вошёл в лифт, откинул голову на стену.

– Ну, как?

– Босс, это было замечательно! – послышались голоса.

Алекс незаметно поморщился, как ему надоели лесть и подхалимаж. Неужели они думали, что он настолько глуп и ничего не замечает вокруг. Каждый звук на сцене не проходил мимо его внимания, каждое движение музыкантов. Он спрашивал не об этом, но разве его приятели его понимали? Алекс слишком поздно понял, что со смертью матери он потерял единственного человека, который его по-настоящему понимал.

На вечеринке, посвящённой первому ангажементу, было огромное количество знаменитостей и журналистов. Алекс как радушный хозяин принимал гостей с улыбкой на губах, но чувствовал себя неловко и неуютно. Он так и не стал своим среди «звёзд», даже когда пресса окрестила его Королём, всегда держался особняком, благоговел перед кумирами детства и юности.

– Спасибо тебе, удивительное, потрясающее зрелище! – говорил ему Кэри Грант со слезами на глазах – никогда не думал, что Вегас будет свидетелем такого шоу. Я получил колоссальное удовольствие.

– Я рад, что Вам понравилось, – смущённо улыбнулся Алекс.

Он всё ещё находился в нервном возбуждении после концерта, хотелось туда, под свет софитов, радость переполняла его сердце. Столица игорной индустрии была покорена, теперь была очередь за холодным и чопорным Нью-Йорком. Он обязательно объедет с гастролями все штаты, а может, если повезёт, и мир. С актёрской карьерой не получилось, но сейчас его ждёт сцена, он покажет фэнам, что может петь не только рок. Благодаря его музыкантам это будут настоящие спектакли. Рядом всегда находился Чарли, оказывающий помощь во всём, подсказывал, советовал.

– Я не хочу брать гитару, она мешает мне, – говорил ему Алекс.

– Но люди привыкли видеть тебя с гитарой, пара песен, а потом, если захочешь, отдашь её мне.

– Хорошо, попробуем.

Надо обсудить с ним его новый имидж, никаких мешковатых брюк, скрывающих движения, теперь ему хотелось что-то похожее на его кожаный костюм с «Возвращения». Алекс был переполнен планами, радость искрилась в глазах. Впервые за долгие восемь лет ему было легко.

И вот под конец вечеринки он почувствовал приятную усталость и, попрощавшись с гостями, ещё раз выразившими ему своё восхищение, Алекс уехал в отель.

В номере было темно и тихо. Он устало опустился в кресло и только в эти редкие моменты одиночества мог дать себе удовольствие расслабиться, не разыгрывая из себя суперчеловека. Включил телевизор. Конечно, по всем каналам о его шоу: пресса расстаралась, только хвалебные отзывы.

Встреча с Полковником после концерта тоже была излишне эмоциональной: они расплакались в объятиях друг друга.

– Мой мальчик, ты превзошёл самого себя, спасибо тебе, не подвёл старика.

Алекс от переизбытка чувств не мог произнести ни слова, просто выслушивал похвалы в свой адрес.

…Он вытянул длинные ноги, откинулся на спинку и закрыл глаза. Последнее время глаза всё время его беспокоили, особенно левый, раньше только слезился, но впоследствии появилось покалывание, да и зрение стало садиться, но пока наступали кратковременные улучшения, Алекс не придавал этому значения. Не сейчас, некогда обращать внимания на такие мелочи, надо работать, навёрстывать упущенное.

Алекс вдруг вспомнил одну из своих увольнительных в армии. Он собрал своих друзей и поехал в Мюнхен по приглашению актрисы Анны Павловой. Она, узнав в какой части он служит, выразила желание познакомиться с певцом, о котором говорил весь мир. Актриса приняла их в доме своих родителей. Алекс очаровал её мать, преподнеся пожилой леди, роскошный букет цветов и поцеловав руку.

– Ах, какой джентльмен, со времён войны не встречала такого обхождения, – заулыбалась та.

Алекс смутился.

– Пустяки, мэм.

– Сейчас мужчины такие грубые, а нам, женщинам, как прежде хочется, чтобы за нами ухаживали.

– Я рад, что смог угодить Вам, мэм.

Они пообедали и поехали на экскурсию по ночному Мюнхену.

– Ты очень понравился моей матери, а это не каждому удаётся, – прижавшись к нему в машине, прошептала Вера.

– Меня воспитывали в уважении к старшим, а миссис Павлова очаровательная женщина и интересный собеседник.