– Ты же не помнишь ничего?

– Исключительно о себе. Продолжай.

– Ты не боишься?! Из тебя же растение сделают!

– Мои проблемы. – Я пожал плечами, едва сдерживая усмешку.

– Хорошо. Давай так. У тебя родные или знакомые в городе есть? – последнее предложение протараторила, как из пулемета.

– Не помню. А сюда кто-нибудь обращался? Городок, как я понимаю, маленький.

– Никто не обращался. Скорей всего, никого у тебя здесь нет. Слушай, ты хочешь избежать психушки и бомжатника? – и, не давая мне вставить слово, снова выпалила: – Поживи пока у меня, хорошо?

У меня как гора с плеч. Наконец-то! Начало гениального плана летело к чертям, но оно и к лучшему.

– Обеими руками «за»! Сразу предупреждаю: я не сплю с малознакомыми девушками, пусть и симпатичными и трогавшими меня за разные члены, – глупо пошутил я, запоздало прикусывая язык. Дернул же черт ляпнуть эдакое.

Зиночка серьезно обиделась:

– За кого ты меня принимаешь?! Я исключительно из жалости, а ты! Езжай-ка ты лучше в дурдом!

– Постой! – Я остановил развернувшуюся девушку. – Извини дурака, я совсем не то имел в виду. Просто… сама понимаешь, предложение уж больно неожиданное.

– Ладно, забыли, – легко согласилась она. – Но чтоб больше таких намеков не было. Пойду договорюсь, а ты посиди тут.

Можно подумать, я куда-то убегу в больничной пижаме. Ха! Я же и виноват остался, будто сам напросился.

Ждать пришлось почти до ужина. Живот немилосердно урчал, я мечтал о целой тарелке невкусной больничной каши, на которую в лучшие времена даже не глянул бы, когда в палату заглянула Зина и позвала меня в коридор.

– Вот вещи, – сказала, показывая на обычную китайскую сумку с рынка, – переодевайся, я отвернусь.

В небольшом тамбуре никого не было. Проглотил с языка шутку о том, что она меня голым сто раз видела, и быстро переоделся. Вещи были не новыми, но чистыми и добротными. На размер больше и выше по росту. Все лучше, чем малые. Джинсы подвернул, ремень затянул, рубаху заправил, кроссовки большие, но сойдет, и накинул ветровку. Болтается, как на вешалке, но я не на бал иду. Я в принципе готов был напялить даже свой последний эгнорский костюм, в котором спускался в самое логово чернокнижников, к их Главному алтарю; туда, где ежедневно, стабильно, как на лучшем конвейере мистера Форда, совершалось несколько человеческих жертвоприношений. По часам, без суеты, размеренно. Тогда мы с командой замаскировались под местных магов Смерти, под некросов. Те сапоги, серые суконные штаны, аналогичные куртки с капюшоном в современных российских реалиях смотрелись бы весьма карнавально. Не говоря уже о поясах с кинжалами и саблями. Но мне было все равно, лишь бы выбраться из надоевшей больницы. Кстати…

– Хм… а где мои вещи? Я же одетый был. Или?..

– Или. Тебе что, не говорили? – Звучавшее при этих словах удивление быстро сменилось пониманием. – Ну да, ты же только очнулся. Так вот, Егор, ты практически трупом был.

Я старательно изобразил недоверие.

– Я не вру, серьезно. Ты на дороге голый валялся. Слава богу, одному дачнику приспичило ночью домой возвращаться, он и подобрал. Не один, конечно, но это не важно. Вез, думал, ты еще жив, а дежурный врач в приемнике обругал его чуть ли не матом: зачем, мол, трупы сюда тащить! Хорошо, что в ту ночь у нас в реанимации Сергей Александрович дежурил – серьезный мужик, въедливый до занудства. Он еле-еле у тебя дыхание определил и пульс редкий, нитевидный. А давление по нулям было. Потом анализам твоим поражался… Ну, ты готов?

– Так это… – я изощренно тупил. Рассказ меня заинтересовал, захотелось услышать продолжение. – Ну, диагноз. Или как там у вас…

– Да диагноз, диагноз! – нетерпеливо перебила меня Зина. – Никто не знает. Телесных повреждений не обнаружили, а кровь на токсикологию не брали. За нее, извини, платить надо, а ты по категории бомжей шел… идешь. Траванули тебя, однозначно, и хватит об этом! Организм у тебя крепкий, справился. Ну и мы чем могли – помогли. Жизнь свою вспоминай и тех уродов, которые дрянью тебя угостили, тоже вспомнишь. – Последнее предложение пробормотала себе под нос, как любят поступать вечно занятые мамочки, комментирующие поведение собственного чада, занимаясь при этом совершенно другим делом. – Все! Крутанись. Нормально, – оценила Зиночка, придирчиво оглядев меня с ног до головы. – Это вещи брата, он крупнее тебя. Зайдем к заведующему – и свободны.

Герман Эдуардович попугал всевозможными карами, мол, следит за каждым моим шагом, выдал выписку из истории болезни и направление к психиатру в поликлинику.

– Им полис не нужен. Зина, глаз с него не спускай. А ты запомни – она моя племянница, – сказал эдак очень весомо.

Я решительно кивнул. Понял. Осознал. Несу ответственность.

– Спасибо вам за все, Герман Эдуардович, – искренне поблагодарил я, выходя из кабинета.

Солнце спряталось за легким облачком, не плотнее гипюра, словно кокетка вуалью прикрылась: узна́ю ли? Дунул свежий ветерок, поднял легкую летнюю пыль и толкнул на меня, будто приветствуя шутливо: заполучил? Где ты шляешься, бестолочь? Я вздохнул полной грудью – и вдруг накатило. Знакомые с детства запахи асфальта, автомобильных выхлопов, камня, земли, бетона; шум транспорта, обилие кричащих звуков современного земного города свели меня с ума. Отвык я от этого. Голова закружилась, замелькали эгнорские и земные образы, вперемешку. Лиза, укоризненно качающая головой…

Боль от сильных пощечин привела меня в чувство. Щеки горели. Зинины удары были хлесткими, умелыми. То ли медицинский навык, то ли опыт личной жизни. Я стоял на больничном крыльце, спиной наваливаясь на закрытую дверь, спасшую меня от падения. Голова моталась из стороны в сторону. Взгляд наконец сфокусировался на женском лице, зашедшемся в крике. Постепенно уловил смысл.

– Очнись! Очнись же, Егор! Господи, неужели я рано тебя забрала?!

– Все нормально, Зина. Просто голова закружилась на свежем воздухе, – откликнулся я, ловя ее руку. – Залежался. Все, я в порядке, больше не бей.

– Точно? У тебя глаза стали стеклянными.

– Все, прошло уже. – Для наглядности я проморгался. – Не стеклянные?

– Теперь – нет, – вынужденно согласилась она, но продолжала смотреть недоверчиво. – Ты… точно в порядке? Больница пока рядом.

– Точно в порядке. Пойдем. Нам куда?

Зина оценивающе посмотрела в мои глаза, посомневалась и, решившись, предупредила:

– Смотри, здоровье – твое. Нам на стоянку. Вон моя машина, синий «рено». Иди за мной.

Я шел за девушкой и переваривал случившееся. Я вернулся. Окончательно. Нет, конечно, не окончательно. Мой дом – по-прежнему Эгнор, и я стремлюсь туда всей душой, но и здесь я перестал почувствовать себя в гостях. Там, где Лиза с будущим ребенком – «Дом-один», а здесь «Дом-два». Согласен, сравнение неудачное, реалити-шоу испоганенное. Но, может, в этом что-то есть? Там нравы старомодные. Альфонсы и содержанки, кабацкие девицы и работницы домов терпимости в Эгноре, конечно, имеются. Только все это порицается. Разумеется, любовниц и любовников влиятельных аристократов в общество допустить могут. Но никогда они не станут своими. Их спины будут гореть от насмешек. А в маленьких городах и селах еще проще: побьют.