Она вдруг вспомнила эту девушку, вернее, девчонку. Таня. Хрупкая, большеглазая, просто очаровательная. Такая может кому угодно голову вскружить. Однако всегда одна. Зубрит день и ночь свои гаммы и этюды. Они редко сталкивались на кухне, Таня там почти не появляется, разве что выпить чаю. Иногда Рите казалось, что она живет своей музыкой, что почти ничего не ест, хотя в холодильнике (Рита как-то полюбопытствовала) есть все необходимое для домашнего питания, и молоко, и яйца, и масло. Скорее всего, она ничего не готовит и ест в своем музыкальном училище, в буфете или где-нибудь в городе.

— Наверное, я вам мешаю своей игрой, — сказала Таня в их первую встречу, когда они только познакомились. — Но я сделала все, что могла, наняла мастеров, и они обили комнату специальным звукоизолирующим материалом.

— Да вы не переживайте, я с удовольствием вас слушаю. Даже и не думайте, занимайтесь себе спокойно.

Рита тогда сказала чистую правду. Музыка ей совсем не мешала, больше того, слушая фортепианную игру, она отвлекалась, пыталась думать о чем-то другом, не о том, что волновало ее и мучило.

Она ждала от Татьяны каких-то обычных для этой ситуации вопросов, мол, почему снимаете комнату, где работаете, кто вы по профессии, но ничего такого не последовало. Налив себе чаю и сделав бутерброд с сыром, Таня вернулась к себе в комнату, где продолжила занятия. Вероятно, ее ну нисколько не занимала ее соседка по квартире. Что ж, тем лучше.

Хотя при других обстоятельствах Рита сама бы порасспрашивала девочку о том, откуда она сама, как оказалась в Москве, как ей вообще живется, да и о личной жизни можно было бы спросить, просто так, почему бы и нет?

После ужина Сергей расположился на диване перед телевизором. Наступил момент, когда можно было расслабиться, просто отдохнуть. Рита сказала, что ее знобит, что она хочет полежать в горячей ванне. Сказала чистую правду. Ей действительно хотелось в горячую воду, чтобы смыть с себя слой за слоем свою беду. Чтобы унять боль.

Она уже подошла к двери с полотенцем в руках, как вдруг услышала:

— Как Наташа? Ты ее навещала?

Сердце заколотилось так, что Рите пришлось остановиться.

— Да, навещала. С ней все в порядке, просто надо еще полежать немного. Сам понимаешь, перитонит… Так сразу не выписывают. Но выглядит она значительно лучше. Щечки порозовели.

— Я рад.

Все? И это все? Кажется, да.

Рита заперлась в ванной комнате, разделась и забралась в полную зеленоватой горячей воды ванну. Плеснула туда душистой розовой пены.

Потом начала медленно погружаться в воду с головой. Как хорошо. Тепло, даже горячо. Вот сейчас она вынырнет, и вдруг окажется, что все то, что с ней произошло, — сон. Она придумала это сама. Мало ли что человек может придумать?

Она вынырнула, отдышалась. Слезы потекли по щекам. Наташа. Что с ней теперь будет? Как она там, бедняжка?

Промыв от пены глаза, она уставилась на выстроенную по периметру ванны батарею красивых пластиковых пузырьков с шампунями, маслами, кремами и подумала о том, что неизвестно, настанет ли такой день, когда ей будет приятен весь этот женский мир, состоящий из ароматов и комфорта, сможет ли она когда-нибудь насладиться им, как и многим другим? Потому что сейчас ее прежняя, недавняя жизнь, состоящая из великого множества больших и мелких удовольствий, дала трещину, обескровила ее, лишила чувств, сделала все вокруг бесцветным, пресным, скучным. Если прибавить к этому леденящий ужас, сочащийся из всех ее темных уголков души, то получится полная картина предсмертной агонии.

Распаренная, закутанная в толстый махровый халат изумрудного цвета, она вошла в спальню, где в свете ночника лежал с книжкой на груди ее муж, и застыла. Что, если она видит его в последний раз? Или нет? Что, если она находится в этой спальне последний раз?

Она мысленно перекрестилась, сняла халат и нырнула под теплое одеяло.

На следующий день я уже собрал некоторую информацию о мертвом человеке, который так испугал моих друзей — Игоря и Клару Светловых.

Его труп обнаружила, как это водится, соседка. Увидела, что дверь в квартиру приоткрыта, вошла, позвала и увидела примерно такую же картину, что и Игорь, — труп на полу в кухне.

Вадим Соболев, тридцати пяти лет, холостой, проживал в квартире один. По предварительным данным, он отравился неизвестным веществом, остатки которого были обнаружены в бокале с недопитым красным вином.

Было заведено уголовное дело, которое поручили вести следователю Валентину Ракитину. К счастью, я был с ним хорошо знаком, да и он был в курсе того, чем я занимаюсь, поэтому проблем с обменом информацией у меня не должно было возникнуть. Однако мне пришлось изобретать причину, по которой я так живо заинтересовался этим делом. Пришлось сказать, что Вадим Соболев был когда-то моим клиентом. А что было делать? Не рассказывать же ему об Игоре Светлове, который обнаружил труп Соболева гораздо раньше его соседки. Да если бы Валентин узнал, каким сложным оказалось переселение моего подопечного на мою дачу и как много всего пришлось отвозить и покупать, чтобы обеспечить ему комфортное пребывание «в чужом доме», он был бы сильно удивлен! Поскольку Клара была уверена в том, что ей небезопасно ездить на дачу к брату, потому что за ней могут установить слежку (жертва сериалов, чего с нее взять?!), за город курсировали мы с Леной. Клара, понимая, что загрузила нас своими проблемами выше крыши, сразу же выложила мне десять тысяч евро «за беспокойство». Понятное дело, что я должен был уже начать отрабатывать гонорар.

Вот так я и оказался в кабинете Вали Ракитина и предложил ему свою помощь. Конечно же, он не мог не отреагировать на то, что видит перед собой человека, который был знаком с жертвой, и поначалу начал задавать мне вопросы. Ситуация складывалась комичная, однако я, предварительно подготовившись и придумав историю нашего знакомства, ограничился лишь информацией о том, что Соболев был у меня единожды, сказал, что у него есть ко мне дело, что оно касается его личной жизни и что якобы больше я его не видел.

— Постой, ты хочешь сказать, что Соболев пришел к тебе, так ничего и не рассказав?

— Да я и сам решил, что это странно. Думаю, что он передумал. Или, может, у него возникли сложности с деньгами. Знаешь, как это бывает, ждет человек денег, а их нет. Значит, и дела нет.

— А сейчас-то что? Почему ты заинтересовался этим делом? — догадался спросить Валентин, высокий худой парень с бледным лицом и большими голубыми глазами. Одетый в голубой свитер такого же оттенка, как и его глаза, и голубые джинсы, он совсем не походил своим чистым и уютным видом на следователя следственного комитета — скорее на гламурного журналиста. К тому же он не пил, как мне было известно, и не курил, что случалось в его среде довольно редко.

— Не могу сказать, что чувствую свою вину, ведь он же обратился ко мне за помощью, а разговора не получилось…