– В общих чертах, – заметил Фрисснер.

– Да, я знаю, что мы планируем повторить неудавшуюся экспедицию тридцать пятого года, – кивнул Юлиус. – Я не представляю, какую ценность может иметь эта экспедиция для военных.

– Очень большую. Дело в том, что ваш отец был убежден: Зеркало Иблиса существует на самом деле.

Юлиус поморгал, пытаясь понять, не шутит ли бригаденфюрер. Потом грустно улыбнулся:

– Значит, отец так и не изменил своего мнения… Что ж, он всегда был очень упрям. Зеркало Иблиса…

– Для вас это не новость?

– Нет, разумеется. Мы в свое время крупно поспорили из-за этого. Отец даже крикнул в сердцах, что лучше бы отдал меня в священники или в ученики к лавочнику. Обвинил меня в слепоте, недостойной настоящего археолога…

– То есть вы утверждаете, что данный артефакт не существует? – спросил бригаденфюрер.

– Именно так.

– А если я предложу вам описание Зеркала Иблиса, сделанное вашим отцом?

– Но… Этого не может быть! – вскрикнул Юлиус. Поерзал в кресле и еще более решительно сказал: – Нет, это… это бред, извините, господин бригаденфюрер… Этого не может быть. Когда он мог его видеть?

– Экспедиция 1938 года, господин Замке. Вы о ней не знали.

– Но в тридцать восьмом отец ездил в Палестину!

– Это вам он так сказал. Вам и друзьям. На самом деле он был в Триполитании, вместе с известным вам Карлом Хайнцем Тилоном, и они двинулись по старому маршруту. С ними был проводник… Хотя зачем я вам все это пересказываю, прочтите рукопись. Там все описано более чем подробно. Местами очень путано, иногда вообще непонятно, но подробно Ваш отец, господин Замке, многое вынес в этой экспедиции. Он вернулся один…

– Тилон умер от лихорадки в Дамаске, – слабо возразил Юлиус.

– Да, со слов вашего отца. Но рукопись говорит, что он не вернулся с нагорья Тибести.

– Я не понимаю… – Юлиус был раздавлен. Отец переиграл его. Он даже не взял его в эту чертову экспедицию, оставив корпеть в университете над никчемным трактатом по арабистике, глупой компиляцией, не несшей почти ничего нового! Он не доверял ему!

Почему?

Может быть, я и в самом деле не археолог, не ученый?

Лавочник… Библиотекарь… Архивная крыса…

– Ваш отец, господин Замке, хотел иметь весомые доказательства своего открытия. Поэтому, я полагаю, он планировал завершить рукопись и только потом все обнародовать. Вот почему он ничего не сказал вам, зная вашу жесткую позицию. Теперь у вас есть отличный шанс завершить дело отца и принести рейху неоценимую пользу.

Юлиус бездумно вертел в пальцах шнурок от папки.

– Капитан сказал мне, что у вас был ряд предложений по составу экспедиции, – продолжал фон Лоос. – К сожалению, мы вынуждены ограничиться только одним ученым – вами. Остальные члены экспедиции будут военными. Вы понимаете: если Зеркало Иблиса существует и представляет собой именно то, о чем говорят легенды…

– Но… Вы сами верите в это, господин бригаденфюрер?

– Верю. Хочу верить. И вы поверите, господин Замке, потому что вы – ученый. Да и в чем беда, если вы не найдете артефакт, или же найдете его совсем иным? Давайте так: мы будем думать о хозяйственной части, вы – о научной. Рукопись можете взять с собой, она ваша по праву, И еще. предвидя вопрос ваша семья будет здесь завтра утром.

Бригаденфюрер поднялся, давая понять, что беседа завершена. Встали и Юлиус с капитаном, попрощались.

У дверей фон Лоос окликнул их.

Юлиус обернулся.

– Извините, – улыбнулся бригаденфюрер. – Совсем забыл.

Он вышел из-за стола, приблизился и подал Юлиусу замшевый черный очешник.

И склоняй свои крылья перед тем, кто следует за тобой из верующих.

Коран Поэты 215 (215)

СОРОК ЛЕТ НАЗАД

Они сидят на коленях.

Их много.

Их двадцать.

Два десятка мальчиков, отобранных специально. Их лица старательно маскируют любопытство, их лица не выражают ничего, кроме внимания. Хотя хочется… Много чего хочется. Например, инжира. Или погнаться за проворной ящерицей. Или… Много всяких «или» крутится в головах.

Но глаза выражают только внимание. Они тут далеко не первый год. Фактически они не помнят ничего, кроме этого помещения, учителей…

Им вбивают в головы священные тексты. Их учат мудрости Аллаха. Их обучают подчинению и благочестию.

Перед ними сменяются учителя, наставники. Люди, которых наивное детское сознание превращает в пророков. Пророков жестоких и не прощающих ошибок.

Поэтому мальчики старательно маскируют чувства, их глаза выражают только внимание.

Часы текут… Мимо… Время делает свое дело… Время всегда идет вперед вместе с мальчиками.

Их два десятка.

Мальчишеские головы смотрят перед собой, на учителя. Одна неотличима от другой. Для учителя они все сейчас на одно лицо. Как стадо баранов.

«В сущности, они и есть стадо баранов, – подумал учитель, в молчании обдумывая крамольную мысль. – В этом цель их жизни. Которая вот-вот подойдет к концу…»

Он встает. Мальчики вытянулись.

– Последний день вашего ученичества настал. Сегодня оборвется та дорога, по которой вы шли все это время. И я счастлив, что мне перед смертью удастся лицезреть тот свет, к которому я вел вас через тьму. Я увижу избранников. Самых достойных, самых подготовленных из вас. – Учитель внимательно вглядывается в удивленные лица мальчиков, словно стараясь что-то угадать. Затем низко кланяется им. – Я хочу попросить у вас прощения заранее. Потом не будет времени. Простите меня, мальчики.

Он выпрямился и, уже не глядя на расширившиеся до предела детские глаза, произнес Слово.

В тот же миг пятеро из двадцати дико закричали. Их тела как будто сломались в позвоночнике, ноги засучили от невероятной боли, руки словно крылья пытались унести несчастное тело… Пятеро упали на землю, разбрасывая пену в разные стороны.

Трудно снова обретать плоть. Трудно и больно.

– Приветствую вас, Хранители. Примите запретную жертву. – Учитель зажмурился. Он был добрым человеком… Он не хотел видеть того, что будет дальше.

В дверях показались другие учителя с ятаганами в руках.

Кровь… Крики… Стоны…

Минуты текут мимо… Время идет вперед. Но теперь уже в одиночестве.

Пятерым избранным, как только они оправились, учителя надели каждому на палец по перстню и удалились из помещения, где Хранители вновь, после долгих веков, посмотрели друг другу в глаза.

Таких глаз не бывает у мальчиков в возрасте десяти лет.