культурных деятелей, эта кибернетическая текучесть открывает возможность ухода от ограничивающих форм идентичности.

Так, в одном из эпизодов «Секретных материалов», снятом по сценарию Уильяма Гибсона, одна девушка, компьютерный гений-гот, хочет, чтобы ее загрузили в Интернет, где она могла бы достичь нематериального единения со своим бойфрендом. «Представь, что ты настолько сливаешься с другим человеком, — размышляет Эстер, — что уже не нуждаешься в своем физическом „я“. Ты един». Но для других это означает, что угрожающие силы непрерывно покушаются на последние остатки пространства «я», а само представление об отдельной и автономной личности разрушается, что волнует еще больше.

Диалектика связности усложняется из-за замыкающихся друг на друга метафор, которые используются для ее описания. Поток информации и капитала на мировом рынке напоминает работу иммунной системы или наоборот? Угроза вирусного заражения и проникновения — она буквальна или это метафора? Экономика просто похожа на какую-то экосистему, или она действительно стала одной из них? В бодрийяровском описании экстаза коммуникации, к примеру, смешиваются метафоры из области биологии («протеиновая» «эра соединений»), социальной гигиены («грязный промискуитет») и кибернетики («распределительный центр»).

В контексте таких проектов, как расшифровка генома человека, биологическое и информационное начинают не просто походить друг на друга, а на каком-то базисном уровне становятся одним и тем же. В своем исследовании возможностей и подводных камней связности Кевин Келли использует слово «живые системы» для описания усиливающейся равнозначности между машинами, которые живут, и живыми созданиями, которые ведут себя как машины. Келли анализирует самые разные примеры: искусственно созданные экосистемы наподобие «Биосферы II», структуры глобальных корпораций, телефонные сети и коллективный разум муравьев из одного муравейника. На глубинном уровне они работают одинаково. Но дело не только в том, что на первый взгляд разные области биологической, социальной и экономической жизни начинают смыкаться в пространстве все более и более взаимосвязанных систем.

Сами концептуальные способы анализа связей тоже начинают сливаться между собой, точнее говоря, становится труднее различать прежде обособленные сферы жизни. Перед многими из этих научных попыток стоит непростая задача найти язык, способный уловить нарастающую взаимосвязь под внешней разнородностью. Метафоры заговора охотно подписываются под такой проект. Но вместе с этим они и сами претерпевают изменения.

* * *

Компьютерные вирусы тоже обитают в промежуточном мире, где смешиваются между собой буквальное и метафорическое. Теперь биологи по-новому описали «настоящие» вирусы как инертные последовательности кода (софт), поджидающие подходящего хозяина («железо»), где они могли бы начать действовать.

Как эпидемия СПИДа заставила осознать феноменальную взаимосвязь социального мира, так и некоторые известные компьютерные вирусы высветили тревожную взаимозависимость мира дигитального. Так, в марте 1999 года вирус Melissa нагнал страх на киберпространство, вызвав заголовки в духе реальной вирусной угрозы, заявлявших о себе ранее. Этот вирус заставлял компьюгер автоматически рассылать электронные письма с вложенным зараженным файлом, содержавшим документ в формате Word, который редактировался на компьютере в момент отсылки сообщения.

Письма рассылались по первым пятидесяти адресам из адресной книги пользователя раз в час. Внезапная перегрузка в результате идущих по цепной реакции электронных писем вывела из строя несколько почтовых серверов.

Однако быстрее самого вируса распространялась волна тревожных историй о непоправимом вреде, который может вирус причинить, слухи, которые, как выяснилось, были фантастически преувеличены. Бесчисленное число раз возникла моральная паника по поводу хакеров, которые проникают в жизненно важные компьютерные системы и выпускают компьютерные вирусы в информационное пространство. Многие из этих параноидальных страхов оказались безосновательными, поскольку, как полагали одни, их цинично распространяли, чтобы легитимировать усиливающийся государственный контроль над относительно анархичным Интернетом, или, как считали другие, намеренно разжигали компании, производящие программные средства защиты, чтобы укрепить свое положение на рынке.

Призрак цифровой вирусной эпидемии захватал воображение публики, о чем рассказывается, например, в голливудских фильмах «Тихушники» (1992), «Хакеры» (1995) и «Сеть» (1995). Притом, что окончательный обвал, похоже, никогда не перейдет в реальный мир, то, как ложные предупреждения бьют рикошетом по киберпространству, по иронии судьбы в конечном счете демонстрирует оглушающую взаимосвязанность Интернета. Ощущение параноидальной нехватки защиты, похоже, невозможно куда-то упрятать, ибо каждый из нас невольно становится очередным звеном в цепной реакции подозрения и заражения.

Паника вокруг непреодолимой вирусной связности Сети — это призрак, преследующий инфляционную раскрутку нового цифрового мира медиа. Скоро, как нам обещают, все будет связано между собой: газеты, книги, телевидение, музыка и видео будут доступны через один комплексный интерфейс. Скоро, как нас уверяют, между собой будут связаны все люди. При существующих темпах развития, как в 1995 году обещал своим читателям эксперт по киберпространству Николас Негропонте, к 2003 году пользователей Интернета будет больше, чем живущих на земле людей. И хотя эта статистика остается выдумкой (учитывая, что большая часть населения земного шара не имеет у себя дома даже водопровода и электричества, не говоря уже о компьютере), все же едва ли будет преувеличением сказать, что во Всемирной паутине все — если не каждый человек — в конечном счете связано. Каждая страница связана по меньшей мере с еще с одной и так далее, так что теоретически (пусть вряд ли на практике) можно бесконечно переходить с одного сайта на любой другой.

* * *

Некоторые комментаторы жалуются, что как раз ненасытная связность Сети превращает ее в идеальную почву для конспирологического мышления. В частности, как рассуждают сторонники этой точки зрения, структура Сети поощряет самые параноидальные перекрестные ссылки. Часто раздаются причитания, что киберпространство становится не идеализированной стараниями дигерати городской ратушей, но, скорее, бесконечным торговым центром, где полно порнографии и сумасшедших и конспирологов. Эти две головокружительно популярные страсти Интернета разделяют логику сокрытия и разоблачения, и все чаще доступ к тайным пространствам обеих осуществляется при помощи кредитной карты. И в том, и в другом случае вовлечение зрителя предполагает обнажение.

Другие комментаторы обвиняют Сеть за то, что в ней свободно плодятся опасные вирусы ложной информации, поскольку слухи циркулируют и распространяются по перекрестным ссылкам по всему миру, достигают критической массы и принимаются на веру. Опасение вызывает то, что если параноидальные слухи разместить на достаточном количестве сайтов, вскоре они будут восприниматься как факт. Конспирологическое утверждение Пьера Сэлинджера (которое он сделал в 1996 году) по поводу того, что в деле разбившегося авиалайнера компании TWA, летевшего рейсом 800, что-то скрывают, подняло страхи на новую высоту.

Точно так же, когда на волне взрыва в Оклахоме общественность обнаружила, что прежде страдавшая технофобией милиция использовала для пропаганды своих идей электронные доски объявлений, электронную почту и вебсайты, появилась масса газетных передовиц, авторы которых морализировали по поводу опасно соблазнительной и проникающей повсюду власти Интернета. Несмотря на преувеличенность этих паникерских криков, приходится