Под него слышался ритмичный стук, как будто кто-то нарезал зелень на суп. Мысль о супе заставила желудок Олога завыть.

— Там трётся кто-то под стеной, — послышался женский голос из дома, и Олог шарахнулся, пытаясь понять, как его увидели. Говорила женщина по-муданжски, но с каким-то странным акцентом, вроде не южным, но и не северным.

Долго гадать не пришлось: дверь распахнулась, на крыльцо выглянул мужчина с кухонным ножом.

«Знающий!» — ахнул про себя Олог.

— Какого надо⁈ — рявкнул тот.

Олог затараторил объяснения — а куда деваться? От знающего он не сбежит, как от джингошей. Тот слушал, прищурившись, как будто плохо понимал. Когда у Олога рассказ начал иссякать, на порог выступила также и женщина, и по её костюму сразу стало видно, что и она знающая. Вот это боги его вывели! Целая семья этих нелюдей!

— Путешественник, — сказала женщина мужу. Потом перевела взгляд на самого Олога. — Кто Император нынче?

— Как кто? — изумился тот. Неужто его так выбросило, что ещё Император жив? Может, он сумеет предупредить как-то? — Аэда был, да вот убили ж его в том месяце…

Знающие переглянулись.

— Ничего так тебя швырнуло, — протянула женщина. — На двести лет.

— Куда⁈ — изумился Олог. Тут же спохватился, что вопрос дурацкий, откуда ей знать, что будет через двести лет в будущем? Тут же обругал себя: знающая ведь, может и знать!

— Вперёд, — усмехнулась она, как будто читала его мысли. И пихнула мужа в бок: — Отвези его хоть до станции.

— Я ещё всяких попрошаек не возил, — проворчал тот, но отдал ей нож и отвернулся куда-то, чтобы достать кошель и связку ключей.

— Обязан по закону, — заметила женщина. — Сам вечно новости читаешь, как не в себя. Не помнишь, как мне рассказывал, что вышел указ императорский, мол, путешественников всякий обязан приютить, накормить и отвезти в столицу в Бюро Путешественников?

— Вот ты и корми, — буркнул знающий и спустился по крыльцу, чтобы исчезнуть за углом. Раздался какой-то механический рёв — Олог вздрогнул, — и из-за дома показалась повозка на четырёх колёсах, движущаяся сама, без лошади. Пока он разевал рот, женщина ушла в дом и вернулась с тонкой прозрачной сумкой, в которой виднелись четыре хурмы, варёный клубень чомы и копчёная голень какой-то птицы, прямо так, вперемешку. Олог сглотнул слюну.

— На, кормись, — велела женщина, всунула ему сумку и подпихнула в сторону повозки. — Полезай, муж тебя отвезёт до станции, а оттуда за ночь до столицы доедешь как раз.

Олог вовсе никогда бы не хотел оказаться в самодвижущейся повозке знающего — кто скажет, какими силами он ею управляет? — но оставаться со страшной тёткой тоже был не вариант. Пришлось лезть.

— Что за станция? — спросил он, судорожно глотая мясо и надеясь, что оно не отравлено и не принадлежит какой-нибудь нечисти.

— Монорельс, — непонятно пояснил знающий и покосился на Олога. — Его же при Аэде как раз и заложили, ты должен знать.

Олог, может, и должен был, да он из своей мастерской годами не вылезал. А теперь у него ни мастерской, ни дома, ни знакомых ни единой души во всём мире.

— А джингоши? — вспомнил он, заозиравшись по сторонам.

Знающий плотоядно усмехнулся.

— Джингошей твоих новый Император раскатал блином, что скалочка, это которых Ирлик-хон не сожрал, долгая ему лета.

У Олога немного отлегло от сердца, но он на всякий случай осенил себя охранным символом — не к добру это, когда знающий Мангуста поминает.

— А что за Бюро?

— А вот в столицу приедешь, там и спросишь, всякий подсказать обязан, — загадочно сообщил знающий и резко крутанул руль, выводя повозку с обычной просёлочной дороги на мощёную трассу. — Держись крепче.

И ветер засвистел в ушах.

Плохая примета

Поворчав, знающий проделал какие-то махинации с маленькой коробочкой в дверном проёме. Олог следил за ним вполглаза, одновременно рассматривая «станцию». Это была как будто половинка здания из стекла — снаружи стена, а с другой стороны всё открыто. В стену два входа: один с лестницей, а другой какой-то хитрый, с кабинкой и туннелем вертикально вверх. Сквозь прозрачную стену Олог видел высокий помост, а на нём скамейки и табличку на палке. Больше там ничего не было.

Внезапно коробочка запиликала, и Олог подскочил.

— Пошли, — буркнул знающий, затаскивая Олога за рукав в прозрачные полдома. — Еле вспомнил, как взять пропуск провожающего, сто лет не пользовался…

Олог глянул на знающего с опаской. Это ему уже больше ста лет?..

Они поднялись на помост. Знающий глянул на табличку, потом на браслет у себя на запястье и поцокал языком.

— Рановато пришли, придётся ждать.

На табличке Олог прочитал слова, которых не понял, снабжённые цифрами, которые ему ничего не говорили. Знающий тем временем прошёлся до дальнего края помоста, где стоял ещё какой-то шкаф. Олог раньше не заметил его, скрытый за странным вертикальным туннелем. Знающий совершил перед шкафом свои пассы, там внутри загудело. Олог, по инерции подошедший следом, попятился. Однако когда в шкафу открылось окошечко, знающий извлёк оттуда всего лишь два бумажных стакана.

— На, — он протянул один Ологу. В стакане оказался кофе.

— Ты его наколдовал? — с любопытством спросил Олог. Пить такое он бы, конечно не стал.

Знающий закатил глаза.

— Делать мне больше нечего! Эта штука тут всегда стоит и кофе варит для всех, не только для знающих. Ты бы и сам мог себе купить, да только у тебя деньги старые, она такие не принимает.

Олог занервничал. Он прихватил с собой все сбережения, хватило бы на полгода даже с арендой мастерской. А выходит, через двести лет это просто металл? Задумавшись, он отхлебнул кофе. Не лучший в его жизни, конечно, но и не худший. Однако, выходит, знающий за него заплатил?

— Я теперь тебе должен?

— За кофе-то? — фыркнул знающий, тоже приложившись к стакану. — Там крохи. Вот за билет до столицы сумма кругленькая. Но это не с тебя, мне из казны возместят. Видишь, мы теперь все по закону обязаны доставлять путешественников до Бюро.

— Так что за Бюро?

Знающий открыл было рот, но тут в отдалении что-то засвистело и чудовищно громкий неестественный женский голос объявил:

— Внимание, приближается поезд. Направление на Ахмад-хот.

Олог присел и расплескал немного кофе себе на руку, но, к счастью, тот не был обжигающе горячим. К помосту подплыло нечто… Это было похоже на плавательный пузырь гигантской рыбы, только серебристое и поделённое на четыре или пять продолговатых сегментов. Когда оно остановилось, знающий приложил руку к налитому боку, и в серебристой поверхности образовался проём.

Внутри, не иначе, открывалось зияние в какой-то трактир: в креслах вокруг столиков сидели мужики с едой и выпивкой, болтали и смеялись, играла музыка.

— Эй, командир, — обратился знающий к ближайшему мужику, которого Олог бы принял за мелкого купца. Тот повернулся, всё ещё ухмыляясь по поводу услышанной шутки, но заметил знающего и помрачнел. — У меня тут путешественник. На тебе его билет, проведи и проследи, чтобы он до столицы доехал, а там отведи его в Бюро.

— Чё сразу я-то? — возмутился мужик, хоть и не очень воинственно: со знающим спорить себе дороже.

— Обязан по закону, — усмехнулся тот и внезапно толкнул Олога в спину, так что ему пришлось шагнуть в недра гигантского рыбьего пузыря. — А не сделаешь, я узнаю и донесу на тебя в полицию.

— Чё сразу донесу⁈ — вскинулся мужик гораздо смелее. — Я законопослушный гражданин! Давай сюда билет!

Замерший в ступоре Олог пронаблюдал, как знающий передал купцу маленькую карточку, а тот приложил её к очередной коробочке у входа.

В этот момент проём за спиной у Олога снова исчез, как не было. Он завертелся, зашарил облитой кофе рукой, но прозрачная стенка не подавала признаков открывания. Как же она могла быть прозрачной⁈ Он же видел снаружи, что пузырь серебристый! Но теперь заметил, что видит и лес по другую сторону «станции», и стоящего на помосте знающего, который помахал ему на прощание и стал удаляться. То есть, не уходить, а как будто уплывать вместе с помостом… Олог запоздало понял, что пузырь двинулся с места.

— Говорил тебе, нельзя в один день и к духовнику, и на торг, примета плохая, — проворчал один из мужиков за столом. — Теперь вон возись с дружком знающего.

— Я ему не друг! — выпалил Олог, снова оборачиваясь. Теперь он видел, что помимо этого столика есть и другие, и за ними тоже сидит торговый люд, кое-кто даже с бабами, а ещё мастеровой с выводком детей и горой сундуков, и все пялятся на Олога. Ну,