– Я вовсе… – Конопатый колобок вытащил из кармана носовой платок размером с солдатскую портянку и промокнул им вспотевшую лысину. – Я должен, я обещал!

– Билет!!! – Вика прекрасно научилась превращать свой мелодичный голос в звякающий металлом.

Кнапке закопошился в карманах, попытавшись пристроить букет под мышку, но творение лучших флористов Москвы не желало находиться в таком соседстве и с возмущенным шуршанием стало падать.

Дитрих испуганно ахнул, вылиняв до синевы, и устремился вслед за цветами, пытаясь подхватить их на лету. Не получилось – букет все же упал на пол.

И хотя Кнапке тут же поднял его, на полу осталась странная желтоватая пыльца. И все попытки немца растереть ее подошвой увенчались неудачей – желтое пятно по-прежнему можно было заметить.

Вот только замечать было некому.

Одновременно с букетом к полу устремился и освобожденный из кармана билет на самолет, выпавший из рук перепуганного Кнапке. И пока тот возился с цветами, Вика подняла билет и торопливо направилась к выходу из аэропорта.

Догонять ее немец не стал. Но и шаркать ногой по полу, пытаясь затереть желтое пятно, тоже прекратил. Он с ненавистью посмотрел вслед удаляющейся девушке, процедил сквозь зубы что-то явно не из творчества Гете и затолкал злосчастный букет в ближайшую урну.

Потом вытащил из кармана мобильный и набрал номер:

– Алло, это я.

– Почему ты мне звонишь? По плану ты сейчас должен сидеть в машине, увозя во Внуково обнимающую букет Викхен.

– Не получилось.

– То есть? Викхен не прилетела?!

– Прилетела.

– Ты опоздал?!

– Нет, я прибыл вовремя.

– Тогда какого дьявола ты смеешь мне лепетать о неудаче?

– Она отказалась взять цветы и уехала во Внуково одна.

– Что-о-о-о?! Ты что натворил, идиот?!

– Ничего я не творил! Оказалось, что фрейлейн Демидофф терпеть не может лилии, у нее от этих цветов голова, видите ли, болит. И вообще, эта девица слишком много о себе воображает! Нахамила мне, пообещала уволить!

– А знаешь, Дитрих, Викхен, судя по всему, права.

– В чем?

– В том, что ты не соответствуешь своей должности. Напрасно я сделал на тебя ставку. Не знать, что у фрейлейн Демидофф имеется аллергия на цветы! И это при том, что именно цветы играли в нашем плане основную роль! Знаешь, в какую сумму мне обошелся препарат, которым были обработаны лепестки?! И что в итоге – девушка одна едет во Внуково, а ты торчишь посреди Шереметьева с букетом в руках, как последний кретин!

– Ничего не с букетом, – проворчал Кнапке.

– В смысле? Ты же сказал, что Викхен отказалась его брать!

– Ну да, отказалась. И я выбросил цветы – зачем они мне теперь?

– В урну?! Ты идиот! Немедленно забери их оттуда!

– Ладно-ладно, зачем же так нервничать? – Кнапке повернулся к урне и замер – букета там не было.

Но говорить об этом нельзя, опасно. Смертельно опасно. Этот человек ошибок не прощает. А он, Дитрих, и так проштрафился сегодня.

– Ну что, забрал? – напомнил о себе собеседник.

– Да.

– Хоть один твой промах удалось исправить. В этой стране, как ты знаешь, полно любителей халявы. – Это слово собеседник произнес на русском. – Представляешь, что было бы, позарься кто-то на роскошный букет и преподнеси заряженный психотропным препаратом презент своей даме?

– А что – спасибо сказал бы, дама ведь превратилась бы в покорную безвольную самку, готовую выполнять любые приказы. Делай с ней, что хочешь! – гадко хихикнул Кнапке.

– Веселишься? Ну-ну. Забыл о судьбе своего предшественника? Будь Штольц посговорчивее, сейчас бы не лежал в могиле.

– Нет, что вы, я не веселюсь! Что дальше делать? Поехать вслед за фрейлейн Демидофф?

– Зачем? Ты уже ничего не сможешь исправить, придется мне импровизировать. Но ничего, несколько часов у меня в запасе до прибытия ее рейса есть. А ты возвращайся в Москву и приготовься к атаке безутешных родственничков фрейлейн Демидофф.

– А с цветами что делать?

– Где-нибудь по пути выйдешь и в мусор спрячешь. А перед этим хорошенечко потопчись по ним, чтобы товарный вид утратили.

– Понял. А… Вы меня не уволите, когда бизнес этих русских выскочек к рукам приберете?

– Посмотрим.

И собеседник отключился.

Кнапке вытащил из кармана ключи от машины и, озабоченно оглядываясь по сторонам – вдруг наткнется на любителя цветов из урны, двинулся к выходу.

Кажется, обошлось. В конце концов, если даже и нанюхается какая дамочка цветочков, ничего страшного не случится.

Рейс Москва – Екатеринбург был внутренним, российским. И уровень обслуживания был такой же. Внутренний. Нет – нутряной.

И бизнес-класс патриотично не поднимался выше заданной планки.

Хотя вполне вероятно, что Вика сейчас все видела через искажающую действительность призму отвратительного настроения, первоисточником которого стал герр Кнапке-Сиропчик, а затем эстафету подхватил хорошенечко накушавшийся водочки «папик».

Определить род деятельности этого дрябло-морщинистого обладателя мясистого утиного носа, из ноздрей которого торчали омерзительные клочья шерсти, было довольно сложно – с одинаковым успехом он мог быть и топ-менеджером, и владельцем бизнеса, и депутатом, и чиновником, и бандитом – да кем угодно из власть и деньги имущих.

И привыкших по этой причине получать все, что унюхает его гадкий клюв.

В этот раз он унюхал любимый Викой аромат от «Шисейдо», затем разглядел ухоженное кареглазое личико, густые блестящие волосы, стройную и весьма сексапильную фигурку и немедленно возжелал заполучить цацу себе.

А то, что цаца явно не нуждалась в богатеньком спонсоре – одни часики от Картье стоили не меньше «мерсюка» этого типа, – «папика» не остановило.

И часы полета превратились для Вики в сутки. Навязчивые ухаживания лоснящегося от похоти «красавчика» практически вынесли девушке мозг и окончательно похоронили хорошее настроение, с которым Вика ступила на российскую землю.

А обрюзгший могильный камень этого настроения продолжал с дурным энтузиазмом трамбовать место захоронения:

– Пупсик, да прекрати ты сжимать свои хорошенькие губки, скажи Виталику что-нибудь ласковое! Вот увидишь, как Виталик тебя за это наградит! У Виталика много возможностей, Виталик на Урале царь и бог!

Эта фраза заставила сидевшего в первых рядах мужчину оглянуться. Видимо, ему тоже было любопытно лично лицезреть уральского самодержца, именующего себя, как и положено венценосной особе, в третьем лице.