Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, проведем обряд, и пойдем купаться, будет полнолуние, они любят на полнолуние играться. Я познакомлю тебя с ними, Виктор. Поплаваем с ними, ты их не бойся, они приняли тебя, ничего дурного не сделают. А сегодня, это они так, шалили, играли с тобой…
— Ничего себе шалости, минет стали человеку делать, а он может быть, примерный семьянин! У него к тому же, Брахмачарья!
Все опять стали ржать.
После того, как мы успешно провели обряд, что было очень интересно, в завершение ко всему, Надежда Петровна, будучи шаманкой и ясновидящей, войдя в измененное состояние сознания пообщалась с духами природы. Она сказала нам, что мы можем задать им по одному вопросу и они ответят через нее нам. Я лично получил от них то, чего и хотел, причем, с пояснениями, все понятно, в развернутом виде.
Мы были настолько насыщены энергией, находились в таком возвышенном состоянии, что забыли, что голодаем уже три дня, есть совершенно не хотелось. Хотя до этого, каждый мечтал о том, какое он блюдо будет есть.
— Пойдемте на озеро, купаться! — Сказала наша Ведунья и шаманка в одном лице.
Было полнолуние и полночь, небо было ясным, усыпанным звездами, ярко светила Луна, пели ночные птицы. Все это создавало определенное приподнятое настроение, и мы весело и дружно согласились идти купаться.
По спокойной водной глади пролегала лунная дорожка.
— Ну что, Виктор, идем знакомиться с ними?! Она почему-то никогда не называла их русалками, говоря, что это придумали люди, а они сами называют себя по-другому.
Парням она велела купаться недалеко от берега, говоря, что пока она тут, они никого не тронут. Сама отошла в сторону, и раздевшись до гола, вошла в воду. Отплыв подальше от берега, она крикнула:
— Ну что стоишь, Виктор, идем! И отвернувшись, поплыла дальше от берега. Вскоре возле нее появились всплески, какие-то тела выскакивали из воды, и блеснув в лунном свете, вновь исчезали в воде. До меня доносилась какая-то непонятная мне речь, говорила Надежда Петровна на непонятном для меня языке.
Русалки, их было не очень хорошо видно, так как они были далеко и находились большей частью в воде. Но, тем не менее, их было видно, их тела, поблескивающие в свете Луны, их было много, штук семь, точно, они плавали вокруг магини, иногда, как дельфины, выпрыгивая из воды.
Надежда Петровна вновь позвала меня.
— Идем же, Виктор, чего стоишь то?!
Мужики вторили ей:
— Иди давай! Зовут же! Сейчас их там много, они тебе такой минет сделают! Ах-ха-ха-ха-ха! Или защекочут! — Смеялись они.
— Не-а! — крикнул я Надежде Петровне, — купайтесь с ними сами!
И даже не окупнувшись, пошел домой.
Примерно через неделю, была отличная солнечная погода, это уже было начало августа. Надежда Петровна с Рафисом были заняты своими делами, а ленивый Володя валялся с книжкой, что и было мне на руку. Я хотел побыть один, я вообще люблю уединение, люди сходят с ума от одиночества, для многих — это серьезное испытание, быть одному, в одиночестве, но не для меня, со мной же, все, наоборот.
Одиночество и уединение разные вещи, такие же разные, как религия, подразумевающая под собой веру, и религиозность, имеющая совершенно другой взгляд по отношению к этому. Люди не самодостаточные ищут общения с себе подобными, страдают от отсутствия последнего. Ум является продуктом социума, потому, ему и необходимо общение с себе подобными, но помимо ума есть еще и разум, имеющий совершенно другие функции в отличие от ума, и не зависимость от социума, есть и сознание…
Чем меньше человек на уме, чем глубже погружается в медитацию, тем меньше он связан и зависим как от самого ума, так и от социума, породившего его, для коммуникации с себе подобными и решения каких-то задач здесь, на матушке Мидгард — Земле. В принципиально других условиях, на других планетах, имеющих совершенно другие формы разумной жизни, ум просто бесполезен, он даже будет мешать выживанию. И вот тут, главную роль берет на себя до этого находившийся в тени ума, разум. Именно разум способен дать нам возможность выжить в иных, совершенно не привычных для нас условиях, в которых нет социума, и в которых ум, теряя привычную для себя среду, бесполезен.
Естественно, чем больше человек дистанцируется от ума, тем менее он зависит от нахождения и общения с себе подобными, он находит кайф в уединении. Что может быть прекрасней того, чем находиться в тишине, в согласии с самим собой и природой, но каждому свое.
Я пошел на противоположный конец острова, по сути, это было почти дикое место, те немногие люди, что жили неподалеку, очень редко сюда заходили. За все время нахождения там, я не видел ни одного рыбака с удочкой.
Позже я понял, что это ниже их достоинства сидеть в ожидании с удочкой. Они рыбачили по-крупному — с баркасов, неводами.
Я остановился на выступающем, как нос корабля, противоположном конце острова. С поляны, находившейся на возвышении, по отношению к берегу, открывался прекрасный вид. Справа была небольшая отмель, и из воды редкими зарослями, пучками торчал камыш. Прямо и слева, была бескрайняя водная гладь. Где-то на горизонте, иногда появлялись рыболовецкие траулеры.
Над поверхностью озера, в поисках рыбы, нарушая эту звенящую тишину, с криками сновали чайки. Солнце светило ярко, но уже не так жарко, по небу изредка проплывали редкие облачка. В воздухе, словно маленькие живые вертолеты, зависали стрекозы, всю эту идиллию дополнял аромат таявшей на солнце сосновой смолы.
Тишина и ни души. Я сел медитировать прямо на этой полянке, под сосной, под ласковыми лучами Солнышка, которое светило мне в лицо. Перед глазами появилась, переливаясь всеми цветами радужная труба, и я ушел… Сколько я помедитировал, я не знаю, часов у меня не было, время не засекал. Но, наверняка недолго, но и не мало, часа два — три, пока не почувствовал, что пора возвращаться.
Солнце уже ушло далеко к западу, ноги затекли, и я долго разминал их, прежде чем встать. Встав, я увидел совсем рядом с собой спелую ягоду, это была земляника, которая, по идее, уже должна была отойти к этому времени года.
Сорвав эту ароматную ягоду, которая, как мне тогда показалось, была удивительно вкусной, я увидел еще, потом, еще и еще. Я стал на четвереньках лазить по этой поляне, на которой было много спелой земляники, и которую, я почему-то, до