беспокоиться, – прежде чем Эрин успела ответить, королева подошла к дочери и обняла ее. – Я серьезно. А если хочешь помочь, иди оденься и убедись, что с украшениями к балу все в порядке, хорошо? Сделаешь все правильно – и тогда я, может, приду оценить ту очень сложносоставную сыворотку правды, над которой, я знаю, ты работала за моей спиной…

Ах, эти слова так ласкали ее эго… но Эрин не собиралась позволять себе отвлекаться на такой дешевый трюк! К счастью для себя, она была вторым самым упрямым, извините, упертым человеком во всем Мистиклэнде. А к несчастью… первым таким человеком была королева.

Эрин ничего не могла от нее добиться, несмотря на все старания. Ее мать переводила тему разговора так же мастерски, как и процеживала эликсиры, и через некоторое время, даже не зная как, Эрин обнаружила себя идущей в направлении главного зала, как и велела ей мать.

До бала оставалось три дня, но декорации, конечно, уже были безупречны. Свет, отражающийся в разноцветных витражах, заливал все – от сводов, украшенных водными мотивами в честь принадлежности матери к царству наяд, до остроконечных окон, через которые внутрь проникали цветущие вишневые ветки. Кругом парили в воздухе сотни разноцветных стеклянных сфер, подсвеченных свечами – маленькие подобия Цветной Луны. В глубине зала располагалась лестница, ведущая к тронному возвышению. Трон из вишневого дерева предназначался королю, а из камня, покрытый виноградными лозами, – для королевы; трон Эрин совмещал в себе обе традиции (кстати, он был возмутительно меньше, чем нужно).

Из окон доносились мелодии уличных музыкантов, перебирающих струны арф и лютней. Сам зал уже был заполнен слугами, передвигавшими банкетные столы и подносы перед носами любопытных аристократов, пробравшихся сюда посплетничать, хотя, конечно, все бросали свои дела, как только Эрин проходила мимо них.

Она принимала реверанс старой нимфы с розовыми волосами, когда столы вдруг начали трястись. Блики цветных сфер запрыгали на плитке, и вибрирующая волна пробежала по всей комнате. Несколько человек не удержались на ногах и упали. Склонившаяся перед Эрин нимфа тоже потеряла равновесие, но принцесса проворно схватила ее, чтобы не дать ей удариться о землю. И у нее на руках женщина потеряла сознание. И не только она. Словно повинуясь сигналу, все присутствующие в одно мгновение рухнули на землю.

– Эй! Эй!

Восклицание Эрин эхом разнеслось по периметру комнаты, которая внезапно погрузилась в полную тишину. Встревоженная принцесса уложила потерявшую сознание старушку на пол и принялась осматривать ее… но оказалось, что это не обморок. Нимфа не потеряла сознание, как и другие гости. Эрин напрягла слух и нашла этому подтверждение. Они… спали?

Да, судя по их тихому дыханию, сомнений не было: все присутствующие только что уснули глубоким сном… одновременно.

Все, кроме Эрин.

Но то, что они уснули необъяснимым образом, было еще не самой худшей новостью. Самое страшное было то, что некоторые проснулись. Вернее, пугало то, какими они стали, проснувшись.

Глава третья

За несколько минут до того, как почти все гости бала уснули загадочным образом, придворная швея Ирис успела пожалеть о последнем принятом решении. А именно: надеть хрустальные туфли.

Всему виной было некое предчувствие. По крайней, мере ей казалось, что это предчувствие. Волшебный дар позволял девушке управлять собственным разумом и разумом других, как ей захочется, и она отлично контролировала свою силу… за исключением снов.

А сны у Ирис были самые разные. Иногда весьма обыденными: например, пришить пуговицу, заставляя иглы парить в воздухе с помощью телекинеза; иногда – непонятными, как будто она оказалась в просторном кабинете еще с тремя десятками человек, и они слушали, как кто-то рассказывает о загадочной штуке, называемой «математикой». Но бывали случаи, когда девушка просыпалась с тревожным чувством, и некоторое время спустя ее сны сбывались. Хотя не всегда, конечно. Иногда, сколько бы странных ощущений ни испытывала Ирис, сон оставался просто сном.

Как же это досаждало! И именно по причине своих снов Ирис оказалась здесь в хрустальных туфлях (самой неудобной обуви, которую только могли придумать), потому что накануне вечером она увидела себя в них и интуитивно почувствовала: этот элемент важен.

– А еще тебе приснилось, что ты запустила эту туфлю в голову гному в поварском колпаке, – подметил Крис. – Думаю, это был самый обычный сон.

Ирис посмотрела на старшего брата. Свет, проникающий через стеклянные окна (потому что да, во дворце Мистиклэнда, даже в служебных коридорах, подобных этому, были стеклянные окна), окрасил его насмешливую гримасу золотыми и белыми крапинками.

– Кстати, где ты взяла хрустальные туфли?

– Один из садовников, сеньор О, может превратить хрусталь во что угодно, придать ему любую форму. Это его волшебный дар. Такие творения он называет «своим мнением»… – Ирис улыбнулась, увидев выражение лица Криса. – Согласна, это немного занудно. Так или иначе, проснувшись, я вспомнила о нем и попросила сделать мне туфли. Знаешь, на случай, если придется отбиваться от гнома.

Старший брат машинально кивнул, хотя уже не слушал ее. Его внимание резко привлекло окно, внизу которого вовсю шла красочная подготовка к предстоящему празднику.

Обычно перемещение по дворцу напоминало прогулку внутри пузыря из жемчуга, золота и кораллов, но с приближением бала этот пузырь взрывался яркими цветами. И дело было не только в шторах насыщенных оттенков, которые королева приказала развесить повсюду, и не только в разноцветных сферах, балансирующих у потолка. Такое впечатление производил живой поток всевозможных существ, прибывших во дворец, – из-за подносов с десертами всех вкусов, кортежей и подмостков, нагромоздившихся во внутреннем дворике и украшенных тюлем, перьями и шелками… Ирис собственноручно помогала подготовить наряд для одной из выступающих, своей подруги Ханы, которая должна была быть где-то среди артистов.

Для таких слуг, как Ирис, это были утомительные дни, но они того стоили. Каждый бал вдохновлял ее на создание бесчисленных гобеленов, которыми девушка не могла налюбоваться. Теряясь в своих работах, она чувствовала прилив гордости и счастья (тем более, Ирис еще не знала, что ее младший брат однажды высморкался в одно из ее творений).

– Работа с хрусталем, значит… Какой необычный дар. Не то что у других, – дразнясь, Крис высунул язык. – У тех, кто говорит, будто у них на ногах надеты колбы из-под зелья.

– По крайней мере, от моего дара не болит голова, – усмехнулась в ответ Ирис.

– Глу-у-упо-о-ости-и-и! – пропел Крис.

Услышав его голос, проходившая мимо служанка ускорила шаг, чтобы скорее исчезнуть из виду. Крис сделал грустное лицо и перестал петь.

Его дар был настоящим проклятием. Бедный Крис очень любил музыку… но музыка не любила Криса. Слушать, как он поет, было невыносимо: каждый раз, когда юноша пытался взять пару нот подряд, о себе заявляло его волшебное умение вызывать головную боль у любого, кто окажется рядом. И он