— И вы все, спасаясь, попрыгали в воду, даже не подумав им помочь? Да уж, команда смельчаков!

— Но, господин! — защищался моряк. — Когда мы оставили джонку, она была еще наплаву. У женщин было достаточно времени, чтобы спастись, уверяю вас!

Порыв ветра, ворвавшийся в открытое окно, задул свечу большого фонаря. Мальчишки инстинктивно сделали шаг в сторону мандарина Тана, который размышлял с отсутствующим видом. Динь внимательно разглядывал юные лица этих ребят, оказавшихся под началом старика, а Сю-Тунь машинально ерошил свою жидкую бородку. В наступившей тишине раздался звонкий голос Хунка:

— А все-таки забавно: мертвецы гоняются за умирающими!

* * *

Сноп брызг разлетелся тысячей хрустальных бусин, и по поверхности воды побежали круги. Это, сняв свое парадное одеяние и оставшись в чем мать родила, прыгнул в воду Сю-Тунь.

Прикрывая от брызг рукой дымящиеся пирожки, которые он поглощал с завидным аппетитом, мандарин Тан удивленно заметил:

— Неужели все французы такие же, как вы, Сю-Тунь? Неужели они так же пренебрегают изысканными кушаньями, предпочитая нагишом прыгать в ледяную воду?

Чужестранец отфыркивался в волнах. Его намокшие волосы скрутились в упругие колечки. Выглядывавшие из воды светлые плечи, казалось, светились в полумраке.

— Вы ошибаетесь, мандарин Тан! Я не являюсь типичным представителем своих соотечественников. Они-то как раз скорее отдадут предпочтение обильной и изысканной, даже жирноватой, пище, а купания боятся, как пугливые коты.

Сидя в траве, мандарин Тан наслаждался редкой красотой этой ночи, освещенной рассеянным светом мириадов звезд. Плеск воды навевал сон, и ему приятно было вообразить себя на какой-то миг юным рыбаком, отдыхающим в кругу друзей. Вот уже несколько лет, как он не позволял себе так расслабляться, никогда не забывая о важности возложенной на него должности и об обязанностях, связанных с ней. Но в данный момент, благодаря окружающей темноте, в этом пустынном месте, он вновь ощутил свободу, которой ему так недоставало в последнее время. Рядом с ним, словно утес, поросший густым мхом, сглаживающим его формы, пытался поудобнее устроиться ученый Динь.

— Только что, — обратился он к Сю-Туню, вгрызаясь в пирожок с фасолью, — вы уловили смысл — как бы это сказать? — неудачного намека того юноши, Стручка, хотя разговор шел на местном наречии. Означает ли это, что, кроме китайского, вы владеете и нашим языком?

Иезуит, энергично растиравший тело в холодной воде, поднял к нему мокрое лицо. Его взгляд просветлел.

— Владеть — это слишком громко сказано. Я лишь понимаю, о чем идет речь. Но это правда: следуя примеру нашего магистра, господина Маттео Риччи,[3]все иезуиты стараются изучить язык и обычаи той страны, куда они отправляются. Так, сам Маттео Риччи настолько овладел китайским, что был способен переводить на этот язык латинские тексты. Кроме того, в знак уважения к местному населению, он одевался как китайский мандарин. Впрочем, мы и имена себе берем китайские. Сю-Тунь, например, означает «Просвещать на Востоке».

Он закинул руку, чтобы потереть себе спину, и мандарин Тан с удивлением отметил, что рыжее руно покрывало все его туловище. Выходит, эти чужеземцы почти целиком покрыты шерстью, даже в самых невероятных местах!

— Я сам, — продолжал иезуит, — выучил китайский язык во время пребывания в Китае, у принимавшего меня мандарина. В обмен на несколько лекций по астрономии он дал мне крышу над головой и палочки для пищи, что позволило мне немного изучить нравы и обычаи этой страны.

— Почему же вы покинули Китай? — спросил мандарин, приступая к третьему пирожку, начиненному мясом и пряностями.

Сю-Тунь на миг прервал плескание.

— Когда мой покровитель умер, я не знал, куда мне деваться. Я решил сесть на первый корабль, отплывающий в Европу. Но муссоны распорядились иначе.

Он усмехнулся и выжал воду из бородки.

— После кораблекрушения, которое мое судно потерпело у ваших берегов, вы любезно согласились приютить меня до тех пор, пока новый корабль не отправится в том же направлении…

Мандарин легко махнул рукой.

— Ну уж, муссоны задуют не так скоро!

— Не скажите, дорогой друг! Через несколько дней в порт должна прибыть португальская каравелла, направляющаяся в Малайзию, и я очень рассчитываю оказаться на ее борту! Пора уже мне доставить в Европу все то, что я узнал на Востоке!

Зажав двумя пальцами нос, Сю-Тунь окунулся с головой и проплыл несколько метров под водой. С берега мандарину Тану казалось, что это плещется гигантский угорь или прозрачный осьминог. Через мгновение иезуит вынырнул, тяжело дыша. Подтянувшись на худых руках, он вылез на берег.

Ученый Динь и мандарин в ужасе переглянулись. По всей спине их друга, ярко выделяясь на фоне белоснежной кожи, тянулась цепочка кровавых ран, вившихся, словно змея, вдоль позвоночника.

Светлая заря сообщала бриллиантовую прозрачность вившейся внизу, вдоль деревеньки, реке. Петух с резным гребешком важно наблюдал за курами, клевавшими что-то во дворе. Чуть дальше павлин совершал утреннюю прогулку на негнущихся ногах, поднимая опущенным хвостом красноватую пыль. Не успели двери постоялого двора открыться, как какой-то путник повалился набок у входа. Ученый Динь оторвался от утренней трапезы, чтобы рассмотреть вновь прибывшего. Всклокоченные волосы, тяжело вздымающаяся грудь — казалось, он вот-вот потеряет сознание.

— Хозяин! — крикнул он, кашляя и отплевываясь. — Горячую ванну и суп с потрохами для моего господина! И положите туда все сгустки крови, которые только есть у вас в доме, да не скупитесь на бычьи легкие! И еще можете накидать туда чеснока сколько вашей душе угодно — господин уплетает его за милую душу!

Ученый с трудом подавил гримасу отвращения. Нужно быть просто извращенцем, чтобы набивать себе брюхо такой мерзостью и при этом претендовать на принадлежность к человеческому роду.

— Кто это в такую рань? — осведомился хозяин постоялого двора, втайне радуясь возможности избавиться от мясных отходов.

Путник ладонью отряхнул пыль со штанов.

— Великий человек, как он сам считает, но на самом деле тиран, каких свет не видел! Посреди ночи вытащил меня из постели и приказал, чтобы к его приезду в вашу деревню все было готово. Ему всегда и везде подавай удобства и привычную пищу, иначе он приходит в самое страшное расположение духа. Так что давай, пошевеливайся, грей воду для ванны и для супа!

В тот самый момент, когда хозяин скрылся в поварне с низкой крышей, во дворе послышалось чье-то громкое пыхтение. Динь с любопытством выглянул в окно и кивнул, поджав губы. Он правильно угадал.