теперь подобна судьбе тонущего человека. Я знаю, каково наблюдать за умирающими на воде людьми!

Екатерина даже не намекала, а прямо говорила Шешковскому о том, что она готова с ним разговаривать, несмотря на то, что он способствовал убийству некоторых людей, как и покушению на саму Екатерину Алексеевну. Это, в некоторой мере могло бы Степана Ивановича и насторожить. Но глава Тайной канцелярии знал, что Великой княгине есть, что сказать ему. Шешковский ловил себя на мысли, что он очень хочет признания Екатерины Алексеевны. Он никогда искренне не желал зла этой женщине, но лишь исполнял веление.

— Простите за мою бестактность, Екатерина Алексеевна, но коли это все, что вы пожелали мне сообщить, то я бы поспешил откланяться, ибо уж очень много накопилось работы, — сказал Шешковский и встал со стула.

Вместе с тем, он не поспешил на выход, а чуть замедлился, давая время Екатерине его одернуть.

— Да, сядьте же вы, наконец! — повелительным тоном потребовала Екатерина. — Я должна была вам это сказать, чтобы вы прониклись тем, через что мне приходится переступать, общаясь с вами.

— Хорошо, я весь во внимании, сударыня! — сказал Шешковский и вновь сел на стул.

— Итак, сударь, сегодня утром по вашему настоянию меня перевели в эту лечебницу. Я не против, тем более, что тут находится и мой муж. Да, и наибольшее доверие из всех медикусов у меня к Ивану Антоновичу Кашину, — сказала Екатерина и пристально посмотрела на Шешковского, тот был невозмутим. — Мне важно понимать, почему именно ваши распоряжения обязаны решать мою участь⁈ Я покоряюсь своему супругу и императору, но никак не его псам!

Шешковский ухмыльнулся и проигнорировал необходимость что-либо объяснять. Псом главу Тайной канцелярии называли уже давно, и Степан Иванович не видел уже в этом какого-либо оскорбления. Да, он считал себя именно верным псом императора. Степан Иванович был убежден, что именно такие, как он, верные псы при правителе, способном стать великим, и могут влиять на ход истории. Иные же, кто мнит себя людьми, способными иметь влияние на императора, долго рядом с троном удержаться не смогут. Шешковский же был уверен, что Петр Федорович может идти на договоренности, лишь выигрывая время для нанесения сокрушающего удара. Судьба Шуваловых и Бестужева тому доказательство. Так что, да — он пес, верный и больно кусающий!

— Господин Шешковский… — Екатерина замолчала, решаясь продолжить разговор. — Перед тем, как ваши люди сопроводили меня в сию лечебницу, я получила письмо от мужеложца короля Пруссии.

Шешковский не смог скрыть своих эмоций и одобрительно закивал головой, улыбаясь.

— Вы знали? — спросила Екатерина.

— Да, сударыня. Одна из причин того, что Вы в этой лечебнице и под надежной защитой, является именно то, что на вас вышли агенты Фридриха Прусского. Позвольте узнать, что же в том письме? Прошу понять меня правильно, сударыня, это моя работа, — сказал глава тайной канцелярии и протянул руку.

Из складок платья Екатерина достала сверток и протянула его Шешковскому.

— Кто его передал? — жестко, как будто рядом с ним не Великая княгиня, спросил Шешковский.

— Генрих Юстус Мюллер! — ответила Екатерина, не обращая внимания на изменившуюся тональность разговора.

— Это брат Федора Ивановича Миллера? — спросил Шешковский, но, не дожидаясь ответа, продолжил. — Михаил Васильевич Ломоносов будет счастлив, что брат его главного противника в научных спорах оказался прусским шпионом. И что предлагает Ваш дядюшка?

— Собрать свидетельства о намерениях России. И будь на то моя воля, Фридрих обещал дать приют и содержание мне и моим детям в Пруссии.

— Во как! — искренне удивился Шешковский. — А король не мелочится, хочет ввергнуть Россию в смуту! Может быть, сударыня, Мюллер указывал на неких офицеров, которые могли бы помочь вам выкрасть детей?

— Нет, того не было. Но я могу предположить, что сперва ждут моего согласия, — ответила Екатерина.

Степан Иванович Шешковский задумался. Он боялся тех мыслей, которые посетили его голову. Очень много работы, и глава Тайной канцелярии небезосновательно сомневался, что еще на одну небольшую шпионскую операцию его просто не хватит. Но страхи нужно подавлять. Если Екатерина Алексеевна согласится, а она согласится. То можно не только вывести на чистую воду Юстуса Мюллера, как и тех, кто за ним стоит. И тогда, скорее всего, Петербург, наконец, будет вычищен от скверны прусского влияния.

— Я уже поняла, к чему вы клоните, Степан Иванович, и мое решение будет зависеть от двух условностей. Первое — я должна знать, что с моими детьми и увидеть их. Второе — я должна знать все про самочувствие Петра Федоровича. Степан Иванович, а где сейчас находятся дети? — Екатерина сморщила лоб, будто размышляла и ее осенила догадка. — Отвечайте же! Какая бы судьба не ждала меня в дальнейшем, я неизменно останусь матерью наследника престола Российской империи!

Шешковский слегка замялся, но все же посчитал нужным ответить:

— Они в Петропавловской крепости.

Наступила пауза. Екатерина Алексеевна молчала, но светилась радостью.

— Он жив! Что бы вы сейчас ни сказали, опровергая мою догадку, он жив! Это Петр придумал использовать свое ранение для того, чтобы увидеть тайных врагов. Передайте императору, что я хочу его видеть и готова помогать Вам во всех делах. И еще… дочь того генерала, который стрелял в Петра… Она для него кто?

Шешковский, ничего не говоря, встал со стула и направился к двери.

*………*………*

Петербург

Больница Тайной канцелярии

28 февраля 1752 года

Пятью минутами позже

Я лежал в палате, которая своим убранством мало чем отличалась, а, может, выглядела еще более богато, чем мои покои в Зимнем дворце. Но я не был никогда человеком, который сильно бы ратовал за скромность и аскетизм, в том числе и в отношении интерьера. Императору по статусу положено иметь роскошь. И плох тот правитель, который не может обеспечить себе достойного проживания. Это можно порицать излишества в виде ледяных свадеб, или еженедельных фейерверков. Но, когда император беден, то бедна и его держава. В этом я явно русский больше, чем немец. Вот Фридрих, так тот за лишнюю монету удавится, но я нет.

Уже сутки, как я нахожусь в сознании. Боль стала вполне терпимой. Возможно, какие-то травы все-таки нивелируют болевые ощущения. Микстуры всякие принимаю регулярно.

Это покушение было столь неожиданным, что я боялся начала действительной смуты, но, вероятно, еще больше я опасался за жизнь и здоровье своих детей. Что и кому в голову взбредет, если вдруг меня убьют? Вот именно это и захотелось проверить. Узнать, что могло бы ждать Павла, если меня не станет. Как стали бы его использовать.

Те медикусы, которые меня смотрели, сразу же на месте подвергались обработке от меня и от Шешковского. Все вокруг должны были знать, что император, то есть я, умирает.

«Кошка из дома — мыши в пляс!» Вот и посмотрим, кто эти самые мыши или, скорее, крысы, который начинают плясать, когда кот умирает. Я же лечусь только усилиями Кашина, который уже доказал, что умеет хранить тайны. Да, и Шешковский приставил к Ивану Антоновичу охрану, якобы для того, чтобы исключить возможность подкупа медикуса для ускорения моего ухода в иной мир. При том, что подозрения на очередное покушение имелись и небеспочвенные.

Сейчас же, в больнице, которую охраняют не хуже Зимнего дворца, находится и моя жена Екатерина Алексеевна. Я не знаю, что подвигло ее стать на пути пулю, которая предназначалась мне. Это она могла бы стать главным выгодополучателем от моей смерти, но и после того, как Екатерине рассказали о моей скорой кончине, она не стала что-либо делать для того, чтобы провозгласить себя регентшей при малолетнем Павле. Подобное я объяснил для себя тем, что у Екатерины Алексеевны просто нет условно «Орловых», то есть исполнителей, да и покровители явно истощились. Верить в перевоплощение и изменение я не собирался.

Сегодня днем Шешковский доложил, что с Екатериной Алексеевой встречался некий господин, опознать которого не удалось, и тот передал ей письмо. Сразу же появилось предположение, что Великую княгиню используют для своих целей некие силы, работающие на прусского короля. Я повелел Шешковскому привезти Екатерину в больницу, чтобы она не наделала глупостей. Что может знать опальная жена императора про военные приготовления, я не догадывался, но лучше перестраховаться. Итак,