Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он обязан узнать правду о синдзю.
В тюрьме при морге — обители смерти и грязи, куда никто не ходит по доброй воле, — Сано никогда не бывал. Не поехал бы и сейчас, если бы тела Нориёси и Юкико отвезли в другое место. Он осматривал тюрьму со смешанным чувством любопытства и смущения.
Узкий ров перед входом. Во рву темная жидкость, наверное, жуткого происхождения, вытекающая из отверстий в нижней части ограды. Сторожевые вышки над четырьмя углами высоких каменных стен. За оградой остроконечные крыши. Трава и мох в трещинах камней. Упавшая с крыш черепица. Отвалившаяся штукатурка. Шаткий деревянный мост через ров. Караульное помещение и столбы массивных, окованных железом ворот. Вокруг тюрьмы жалкие лачуги и мрачные извилистые улочки Кодэмма-тё. Этот квартал у реки на северо-востоке идеальное место для подобного заведения — достаточно далеко от замка и административного района.
Сано порадовался щебетанию одетых в лохмотья детей, играющих на улицах, и резким ароматам еды, которую готовили на задних дворах. И то и другое заглушали звуки и запахи, идущие от тюрьмы. Он содрогнулся при воспоминании о том, что там, по слухам, творится. Набрав полную грудь воздуха, он направил лошадь на мост.
Когда Сано подъехал к караульному помещению, там возникла суматоха. Трое караульных, толкаясь, пытались выскочить за дверь. Сано спешился и привязал лошадь к столбу. Караульщики обменялись сконфуженными взглядами и низко поклонились.
— Мы в вашем распоряжении, господин.
Сано обратил внимание на их неряшливый вид, коротко подстриженные волосы, многократно чиненные кожаные доспехи и штаны, а также на длинные мечи. Простолюдины — тюремщики, возможно, бывшие мелкие преступники — имели право носить оружие, в противном случае до презренных должностей пришлось бы опускаться самураям.
— Я ёрики Сано Исиро. Я хотел бы поговорить с людьми, которые сегодня утром занимались телами двух самоубийц.
Стражники, разинув рты, вылупились на него. Похоже, раньше не видели ёрики, подумал Сано, и тем более не слышали такого странного требования. Он был уверен, что его коллеги никогда не заявлялись в тюрьму. Один из стражников нервно захихикал. Крупный мужчина, видимо, старший, наподдал ему тыльной стороной ладони и прорычал:
— Чего стоишь? Отведи его к начальнику!
Стражники растащили толстые бревна, перегораживающие ворота. Сано, приготовившись к худшему, шагнул на территорию тюрьмы.
Первое впечатление было обнадеживающим. Во дворе по утрамбованной земле вышагивали пятеро стражников. В воздухе пахло мочой, но вонь была не сильнее, чем в укромных уголках отдаленных улиц Эдо. В тридцати шагах от ворот высилось мрачное деревянное строение, окна которого были забраны толстыми решетками. Войдя в дом, Сано увидел комнату, похожую на обычную контору в административном районе. Стражник провел его по внешнему коридору и постучал в какую-то дверь.
— Войдите!
Поклонившись, стражник доложил:
— Досточтимый начальник тюрьмы, я привел к вам высокого гостя. — Он шагнул в сторону, пропуская Сано.
Начальник тюрьмы, тучный человек, сидел за столом, заваленным документами. С удивлением выслушав требование Сано, пожал плечами и сказал стражнику:
— Приведи эта.
Затем повернулся к Сано:
— Должен попросить вас встретиться с ним во дворе. Эта не позволено входить в это здание.
— Конечно. — Сано вслед за стражником вернулся на двор.
Эта были отверженные. Наследственная связь с профессиями, связанными со смертью, такими как мясник, дубильщик кож, делала их духовно нечистыми. Представители других слоев общества избегали их. Эта жили в лачугах на окраинах города. Они могли вступать в брак только с выходцами из своей среды и выполняли самую грязную и низкую работу — вычерпывали выгребные ямы, собирали мусор, убирали трупы после наводнений, пожаров и землетрясений. Именно эта обслуживали тюрьму и морг. Сано знал, что они имеют дело с трупами, но не представлял, что даже в тюрьме существуют места, куда им запрещено входить.
— Подождите, пожалуйста, здесь, господин. — Стражник исчез за углом здания. Вскоре он вернулся с людьми, одетыми в одинаковые, сшитые из небеленого муслина короткие кимоно.
Двоим не было и двадцати лет, третьему — около пятидесяти. С испуганными глазами, словно у попавших в ловушку животных, они немедленно упали перед Сано на колени и, расставив руки, коснулись лбами земли. Молодые дрожали, и Сано понимал почему: самурай мог убить их из прихоти — например, для того, чтобы опробовать новый меч, — без всяких последствий для себя. Однако Сано слышал ужасные истории о том, какие мучения доставляют узникам эта-тюремщики, пыточных дел мастера и палачи. И он обратился к ним со смесью жалости и антипатии:
— Вы занимались утром телами самоубийц-синдзю?
Молчание. Затем старший сказал:
— Да, господин.
Остальные тихо повторили за ним.
— Вы не заметили на телах ран или синяков? Может быть, это не было самоубийством?
— Не заметили, господин, — ответил старший.
Двое других промолчали. Их начала бить сильная дрожь.
— Не бойтесь. Подумайте. Расскажите, как выглядели тела.
— Простите, господин, я не знаю.
После еще нескольких попыток разговорить перепуганных людей Сано понял — никакой полезной информации получить не удастся.
— Можете идти.
Молодые на коленях поспешно попятились от Сано, потом вскочили на ноги и убежали. Пожилой и не пошевелился.
— Досточтимый господин, позвольте помочь вам, — сказал он.
У Сано затеплилась надежда.
— Встань, — приказал он, желая получше рассмотреть осмелившегося обратиться к нему. — Что ты хочешь мне рассказать?
Эта встал. Пепельные волосы, глубоко посаженные умные глаза и квадратное суровое лицо. Держится с достоинством.
— Сам я ничего не знаю, господин, — промолвил он, глядя прямо на Сано. — Но я могу отвести вас к человеку, который знает все, что только можно.
Заинтригованный, Сано согласился на предложение. Они обогнули здание по дорожке, где ходил стражник, пересекли дворик и вышли к громадному строению на высоком каменном фундаменте. Это была сама тюрьма. Крошечные окна, расположенные высоко над землей, делали ее похожей на крепость. У дверей, более массивных и укрепленных, чем главные ворота, их встретили пять стражников.
В тюрьме на Сано нахлынули шум и смрад. Стоны и рыдания доносились из-за тяжелых дверей, по коридору ходили двое надзирателей. Один у каждой двери вплетал свое рычание в общую какофонию:
— Я все вижу, паршивцы сукины дети! Не балуйте!
Другой заталкивал ногой подносы с едой в отверстия, прорезанные в нижних частях дверей. В слабом свете, проникавшем через окна в обоих концах коридора, Сано видел, что еда на каждом подносе состояла из гнилых овощей и шарика клейкого риса. Повсюду жужжали мухи, они то и дело садились ему на лицо и руки. Сано яростно стряхивал мерзких насекомых. Запах мочи, фекалий и блевотины забирался в ноздри, зловонные ручейки вытекали из камер прямо на каменный пол. Сано сдерживал дыхание. Но когда громадная крыса перебежала ему дорогу, с испугом глотнул воздуха и поперхнулся от отвращения.