Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два Ивана
В Моспогрузе я продолжал работать, учась в институте, точнее — подрабатывать, но трудится приходилось там, где была необходимость в грузчиках. Это многие объекты: завод «Красный богатырь», Преображенская овощная база, завод «Узбеквино». Кратко вспомню про все объекты.
На первом — заводе «Красный богатырь» всё обыденно, в основном, рутинная работа. Поднёс — отнёс. Где-то на второй или третьей смене ко мне подошёл бригадир, он был в возрасте, и обратился очень вежливо: «Владимир, за тебя серьёзные люди сказали. Дело есть по деньгам». Я кивнул, дал согласие выслушать. Бугор говорит: «Ящики с готовой продукцией надо поднести». Показал место куда. «Ну, и на атасе постоять. А дальше, чтобы тебя не светить, ребята займутся. Вова, хорошо заработаешь». Я ему: «У меня свой интерес. Смену проставите?» Бригадир ответил: «Не вопрос». И добавил: «И месячная премия». Он слово своё сдержал, и две-три смены в месяц закрывал. Я больше времени мог уделять учёбе и тренировкам. Когда уходил с завода, спросил бригадира: «Всё нормально?» — имея ввиду сворованную продукцию. Он спокойно улыбнулся: «Володя, десять-двадцать ящиков готовой продукции никто и не заметит. Представляешь себе, сколько ворует руководство, — к коммунизму идём!» Шёл 1964 год — страна тогда называлась СССР.
На новой подработке — на заводе «Узбеквино» столкнулся с незнакомым видом работы. Надо было загружать и разгружать бочки с вином. Вес бочек — от двухсот до пятисот килограммов. Работа непростая, даже опасная. Особенно, когда разгружаешь со второго яруса. Бочки скользкие, перчатки мокрые. Бочка легко может слететь с настила, а куда отскочить — места нет. Такой труд требует не только силы, но и напряжённого внимания. Второй вид работ — погрузка на машины ящиков с готовой продукцией. Это вино в бутылках, в основном, по 0,75 литра. Ставили на машину сразу по три ящика, иногда по четыре. Часто водители доплачивали грузчикам за скорость, чтобы сделать больше ездок по магазинам — в торговой точке получали свои десять-двенадцать рублей. Они успевали сделать три-четыре поездки. Считайте, их премиальные в день — сорок рублей плюс то, что списано на официальный «бой». Две бутылки, как минимум. Добавляйте к сороковнику ещё червонец. Пятьдесят рублей в смену! Но с этих денег они делились.
Ящики с готовой продукцией весили около двадцати килограммов. Подсчитать легко: четыре ящика — около восьмидесяти кг. Иногда брали и по пять. Для меня это была хорошая тренировка. Со мной в бригаде работал грузчиком, бывший известный «медвежатник» Иван. Было ему в то время пятьдесят шесть лет. Отсидел семнадцать лет. Познакомившись с ним, я спросил: «Как ваше отчество?» Он мне сказал, чтобы я его называл по имени.
Иван имел рост за сто девяносто сантиметров, сухое телосложение, рельеф мускулатуры меня удивил: как его можно было сохранить после стольких отсидок? Как-то во время обеда зашёл разговор о спорте. Вообще-то, как правило, обед проходил в полном молчании, иногда только обсуждались профессиональные вопросы. Из пяти человек бригады трое отсидели. У серьёзных людей не принято языком молотить. Иван признался, что в молодости за ним ходили тренеры. И рассказал, как однажды пришёл на стадион с друзьями. Там бросали, как я понял, диск. Иван назвал его блином. Это не шутка. Уверен, что он не знал правильного названия легкоатлетического снаряда. С друзьями они были немножко выпившими, и Ивана завели: «Иди, попробуй, кинь этот блин!» Но, как ни странно, тренер разрешил. Его впечатлили рост и атлетическая фигура парня. Иван взял диск, размахнулся и бросил его. Тренер оставил своих подопечных и пошёл за Иваном к его компании, которая сидела на трибуне. Стал уговаривать прийти на тренировку. Отметил, что у молодого человека отличные данные, и ему надо заняться спортом. Ещё сказал, что его спортсмены тренируются больше двух лет, а он с первого раза показал результат такой же, как у них. Вспоминая об этом, Иван сожалел: «Зря не занялся спортом, может быть, тогда и вором бы не стал!»
Обед по времени был не нормирован. Всё зависело от машин. Они ждать не могли. Начиналась погрузка. Иван, очевидно, хотел показать, что он и сейчас не из слабых. Поставил друг на друга восемь ящиков с готовой продукцией, поднял их, прошёл три-четыре шага — и они оказались на дне кузова. Вот, пожалуйста, сто шестьдесят килограммов!
На работе всё шло своим чередом. Работа она и есть работа. В общем, бери больше — кидай дальше, а бочки — кати. После семи смен вызывают меня к руководству завода. Представились: директор и завпроизводством. Красивая женщина. Директор говорит: «Владимир, вы спортсмен и не пьёте». Я сказал: «Всё верно». И сразу к делу: «С вашим бригадиром договорились. Мы поставим вас на разлив вина из цистерн в бочки. Это просто. Шланг, штуцер и наполняй бочку». Казалось, это даже примитивно. Не понял, причём здесь пьющий или непьющий. На следующий день всё прояснилось. Я подошёл к бригадиру и рассказал о предложении руководства. Он объяснил: «Самые крепкие выдерживают не более тридцати минут и падают мертвецки пьяными. Работа заканчивается. Иногда падают и не успевают закрыть штуцер. Вино льётся по территории рекой».
Приступили к работе, бригадир говорит: «Студент, иди на розлив!» — ударение поставил на первый слог. Где-то через час, смотрю, со стороны железнодорожных путей ко мне подходят ребята с «Бабаевки», футболисты и не только. Толик впереди, улыбаясь, говорит: «Вован, не дай умереть пацанам!» Ну, и я начал розлив в железную кружку ёмкостью один литр. Толик, как старший, выпил последним. Поблагодарили. Ушли. Смотрю, идёт толпа — ребята с трёх вокзалов вместе с сокольническими. Руками мне машут, смеются. На розливе я был раза три-четыре, и всё время по той же схеме. Когда уходил с завода, мне заведующая производством дала тридцать рублей. Сказала, что это премия.
Лет через десять у меня появились интересы в Сокольниках. Часто бывал в парке. Заходил в кафе «Сирень», «Фиалка» и «Прага». Там почти всегда вспоминали розлив на «Узбеквино». Смеялись.
И, в заключение, о работе на Преображенской овощной базе. Здесь я познакомился с очень интересным человеком и тоже Иваном. Его уже нет в живых, но я уверен, что он не обиделся бы на меня