В апреле 91-го, когда Буковский призывал демократов поднимать народ на решительные действия против коммунистической власти, в среде демократов ходили панические слухи, будто коммунисты тайно раздают народу оружие, чтобы стрелять демократов. Оружия, конечно, никто никому не раздавал, но пример очень показателен – он прекрасно объясняет недоумение Буковского, почему тогда демократы боялись своего народа больше власти коммунистов. Знали демократы, что если народ начнет решительные действия, то его гнев прежде всего падет на их головы, а уж потом будет перенесен на партаппаратчиков.

Впоследствии испытываемый демократами ужас перед восстанием народа несоизмеримо возрос. Чего стоит заявление одного известного демократа, призвавшего использовать против народа артиллерию, танки и авиацию. На последних выборах многие голосовали за Жириновского не из-за симпатий к нему, а потому, что ненавидели стоящих у власти демократов и не имели возможности выразить эту ненависть по-другому.

Ненависть, страх одних и уверенность в полной безнаказанности других – вот те главные существенные факторы, которые определяют всю нашу общественную систему и без тщательного анализа которых российскую действительность понять невозможно. Все остальные существенные факторы являются производными от трех вышеуказанных.

Так, субъективную основу поведения носителей власти – чиновников – составляет уверенность в полной безнаказанности за любые преступления, совершенные в интересах аппаратной власти. Если такая уверенность пропадет, то большевистский режим рухнет. Испариться же она может, например, из-за уголовного наказания даже сравнительно очень небольшого числа должностных лиц милиции, прокуратуры и суда за фабрикацию дел, пытки, злоупотребления, фальшивое правосудие. Поэтому среди многочисленных политических спектаклей, устраиваемых властью для одурачивания Запада с перестроечных времен, отсутствуют постановки, связанные с уголовной ответственностью извергов-правоохранителей.

Советская власть всегда создавала иллюзии противостояния во властных структурах. Тем самым Запад ставился в положение, в котором ему поневоле приходилось выбирать из двух якобы имеющихся зол меньшее, причем именно то, которое советскому режиму нужно. Молотов – Литвинов, ястребы – голуби в брежневском Политбюро, Горбачев – Лигачев, Горбачев – Ельцин, Ельцин – Верховный Совет и т.д. и т.п. В настоящее время такие иллюзии несут еще одну сверхзадачу: за несущественным противостоянием «демократы – краснокоричневые» скрыть главное в обществе жестокое противостояние между демократической властью и народом.

Советская власть держится на произволе правоохранительных органов, и конец ей придет не раньше, чем произвол прекратится, для чего необходима неотвратимость ответственности конкретных должностных лиц за каждое конкретное нарушение охраняемых законом прав и интересов граждан. Разумеется, очень наивно ожидать, что власть будет наказывать чиновников за те беззакония, на которых она основана, – никто не будет рубить сук, на котором сидит.

Не знаю, способна ли армия, если она возьмет власть в свои руки, избавить нас от советского режима, но кроме нее в нашем обществе больше нет сил, которые на это способны. Кстати, власть это прекрасно понимает, поэтому еще с перестроечных времен идут настоящие целенаправленные развал и разложение армии, результаты которых в кадровом отношении несравнимы даже с последствиями полного разгрома в широкомасштабной войне.

5. Аппарат

Если в нормальных странах госаппарат отражает структуру общества, то в России наоборот – организация аппарата определяет организацию всего общества.

Михаил Восленский создал бессмертную книгу «Номенклатура», описательная часть которой великолепна. Но аналитическая часть, где исследуются причины существования номенклатурной системы, абсолютно беспомощна. Главная и единственная причина, обуславливающая возможность возникновения, функционирования и развития советской аппаратной системы власти, – в безволии нашего общества, в полной его неспособности оказывать сколько-нибудь значимое активное воздействие на власть. Общественные отношения являются лишь пассивным отражением внутриаппаратных отношений.

Историки и политологи до сих пор с пеной у рта спорят о том, какими интересами в коммунистические времена руководствовались кремлевские начальники: национальными или интернациональными (т.е. идеологическими). Я лично думаю, что ни теми и ни другими. Вся деятельность советских чиновников всех рангов всегда определялась властными интересами аппарата, и прежде всего – внутриалпаратными отношениями. В безвольном обществе, где единственной реальной силой является власть чиновников, ничто иное невозможно. Национальные и идеологические факторы учитывались эпизодически и лишь постольку, поскольку в данный момент и в данном деле соответствовали интересам всего аппарата в целом или интересам отдельных группировок чиновников во внутриаппаратных интригах. Именно этим объясняется то, что одни и те же члены Политбюро в решении разных вопросов одновременно могли выступать и как «ястребы» и как «голуби». По этой причине общепризнанные как среди западных, так и среди наших доморощенных советологов теории о «ястребах» и «голубях» в кремлевском руководстве не имеют под собой никаких оснований.

Многие считают такую точку зрения на побудительные мотивы действий советских вождей бредовой. Может быть. Но вот в последние годы опубликованы и некоторые архивные документы, и мемуары тех, кто когда-то входил в высшие эшелоны номенклатуры. Бывший генерал-лейтенант ГБ Павел Судоплатов в своей книге воспоминаний «Разведка и Кремль» прямо утверждает, что все акции кремлевского руководства – от заканчивавшихся на Лубянке биологических дискуссий до кампаний против «безродных космополитов» – были всего лишь внешними проявлениями борьбы за власть между различными группировками внутри кремлевского начальства.

Возразят: можно ли всерьез верить бывшему главному сталинскому диверсанту и террористу?! Не буду спорить. Еще один пример. В книге Владимира Буковского «Московский процесс» (М.: «МИК», 1996, С. 120 – 128) приведен протокол заседания Политбюро, на котором решали, что делать с Солженицыным: сажать или не сажать. Категорически против уголовного преследования был только один «голубь» – тогдашний шеф ГБ Андропов. Буковский объясняет это опасениями Андропова, что в случае чего всех собак за Солженицына повесят ему на шею. Полностью согласен с Буковским. Действительно, Андропов и частично поддержавший его Громыко прекрасно понимали – приключись из-за следствия и суда над Солженицыным какая-нибудь неприятность (типа крупного международного скандала) – Политбюро сразу начнет искать промеж себя крайних. А при любом раскладе самыми крайними окажутся они двое как отвечающие в Политбюро за государственную безопасность и дипломатию. Так какие интересы преследовали оба этих «гуманиста» – национальные или идеологические? Ни те и ни другие. Все их поведение определялось исключительно шкурными внутриаппаратными отношениями.

Партаппаратчики были редкостными негодяями, но дело свое знали и государством управлять умели. Этого у них не отнимешь. Они создали очень хитрую, четко сбалансированную стабильную