Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для старого Варды Склира, наблюдавшего за событиями из безопасности двора халифа в Багдаде, было очевидно, что все идет так, как он и предполагал. Неуклюжий мальчик, которому посчастливилось родиться у правильных родителей, в конечном счете не заслуживал трона, а поскольку теперь его несостоятельность явно обнаружила себя, старого боевого коня вроде него самого примут в Константинополе с распростертыми объятиями. Халиф был только счастлив профинансировать кампанию, которая обещала значительно ослабить его могущественного соседа, и нагруженный деньгами Варда Склир приступил к своей третьей попытке захватить трон.
Когда полный надежд претендент на трон достиг Малой Азии, он, к досаде своей, обнаружил, что его старый соперник Варда Фока также поднял восстание. Вместо того, чтобы довести свое дело до конца, эти двое решили опустить оружие и объединить ресурсы — но это оказалось всего лишь уловкой, и как только Склир снял свою стражу, Фока арестовал его и бросил в темницу.
Совершив подобное малопочтенное деяние, Варда Фока собрал свою ликующую армию и двинулся в сторону Константинополя. К несчастью для мятежников, Фока не располагал флотом, и они пришли к Босфору только для того, чтобы обнаружить, что императорский флот охраняет оба берега. Но казалось, ничто не может уменьшить оптимизм Варды Фоки. Он хорошо знал, что хозяин Константинополя — всего лишь мальчик двадцати восьми лет, единственное военное достижение которого сводилось к тому, что он позволил уничтожить свою армию в засаде. С другой стороны, Варда Фока за свою жизнь одержал множество впечатляющих побед на поле боя, и историки еще тогда писали о нем, что «его клич повергал в трепет целые армии».
В столице Василий II знал, что все складывается против него. В опрометчивой болгарской кампании он потерял свои лучшие войска, и приободренный царь Самуил беспрепятственно свирепствовал на Балканах, угрожая опустошить весь полуостров. Очевидно, что с этим срочно нужно было что-то делать — но если бы даже император каким-то образом смог сколотить армию, не было полководца масштаба Фоки, чтобы поручить командование ею. Единственным решением было заручиться помощью грозного союзника — и к счастью, один такой оказался под рукой. Император обратился к русскому князю Владимиру и предложил в обмен на союз руку своей сестры.
Консервативный императорский двор пришел в ужас. Как указал дед самого Василия, Константин VII, византийских «багрянородных» принцесс, бывших государственным сокровищем наряду с «греческим огнем», нельзя было выдавать замуж за варваров-язычников, в особенности за таких, у кого уже было множество жен и несколько сотен наложниц. Намерение Василия II несло угрозу, что византийская гордость будет попрана ногой диких славян.
Но ни гневные возгласы придворных, ни страдальческий плач сестры не возымели действия на императора. В имперских семьях брак всегда был делом в большей степени политическим, чем личным, и когда Владимир с готовностью подсластил сделку, пообещав шесть тысяч дюжих варяжских воинов и вдобавок согласившись принять крещение, протестующую сестру Василия быстро выпроводили навстречу радостям семейной жизни с новым мужем.[167]
Это соглашение могло оскорбить чувства столичного народа, но Василий был полностью доволен собой, когда увидел светловолосых гигантов, которых послал Владимир. Вооруженные массивными обоюдоострыми топорами и впадавшие в знаменитый гнев берсерков, они внушали ужас каждому. На императора они произвели такое впечатление, что он сделал из них своих личных телохранителей — постоянную службу, которую назвал «варяжской стражей».[168]
Однажды ночью, переправившись через Босфор со своими новыми войсками, на рассвете Василий устроил решительную атаку на ни о чем не подозревающий лагерь мятежников. Пока огнеметы, исторгающие греческий огонь, сеяли хаос, император с шумом врывался в палатки, убивая всех на своем пути. Те мятежники, что не были полусонными или пьяными, успели вскочить на ноги — но только для того, чтобы увидеть, как скандинавские воины с устрашающей легкостью разрубают на куски людей и животных. Всего за несколько часов побоище закончилось, и хотя сам Фока с большой частью армии был далеко, занятый осадой города, Василий II мог по крайней мере засчитать себе первую военную победу.
Спустя несколько месяцев обретший уверенность император получил возможность встретиться со своим соперником лицом к лицу — и, ко всеобщему удивлению, оказался гораздо лучшим полководцем, чем пожилой Варда Фока. Для старого мятежника было невыносимо видеть, как мечты об империи ускользают у него прямо из рук, и он бросил вызов императору и ринулся к нему, свирепо размахивая мечом над головой. Прежде чем он покрыл половину расстояния, его хватил внезапный удар, и Фока тяжело вывалился из седла. Видевшая это имперская стража бросилась к парализованному полководцу и отрубила ему голову. При виде ужасной смерти своего господина мятежная армия бросилась врассыпную.
Великий мятеж был подавлен, но до полного спокойствия было еще далеко. Услышав о смерти своего мужа, вдова Фоки освободила из заточения Варду Склира, и уцелевшие мятежники собрались уже под его знаменами. Старый полководец принял приветствия своих войск, и на тот момент казалось, что гражданская война затянется до бесконечности. Но Склир был усталым, сломленным человеком, к тому моменту почти полностью ослепшим. Оказав короткое демонстративное сопротивление, он с удовольствием принял предложенный императором почетный титул и комфортабельное поместье.
Когда эти двое встретились на одной из роскошных вилл императора, чтобы обсудить соглашение, Василий был удивлен, увидев, что прославленный полководец оказался всего лишь согбенным стариком с печальным взглядом, которого при ходьбе нужно было поддерживать с обеих сторон. Любезно сделав вид, что все восстание было всего лишь мелким недоразумением, Василий попросил своего гостя дать ему совет, как предотвратить раздоры в будущем. Полученный им ответ состоял в том, чтобы объявить холодную войну всем людям знатного происхождения. «Истощи их несправедливыми поборами, чтобы они были заняты своими собственными делами. Не допускай женщин в императорские советы. Будь недосягаем для всех. Делись своими самыми сокровенными замыслами с немногими».[169]