litbaza книги онлайнИсторическая прозаЕкатерина Великая и ее семейство - Вольдемар Балязин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Перейти на страницу:

Так как при этом в соборе были только православные монахи и священники, то они не могли спутать молебен с панихидой, а кроме них, никто не мог сообщить М. И. Богдановичу такую подробность.

В пользу версии о панихиде говорит и то, что, уезжая из Петербурга, Александр никогда не служил молебна без свиты и сопровождавших его лиц, а в Александро-Невской лавре не было даже царского кучера.

После того как служба кончилась, Александру дали поцеловать крест, окропили святой водой и благословили иконой. Александр попросил одного из диаконов положить эту икону в его коляску.

Выйдя с царем из собора, митрополит спросил царя, не хочет ли тот пожаловать к нему в келью.

– Очень хорошо, – ответил Александр, – только ненадолго. Я уже и так полчаса по маршруту промешкал.

В гостиной, оставшись один на один с митрополитом, царь согласился принять одного из схимников, а потом прошел в его келью.

…Мрачная картина предстала перед Александром. Пол и стены кельи до половины были обиты черным сукном. Слева, у стены, стояло высокое распятие с Богоматерью и евангелистом Иоанном по бокам. У другой стены стояла длинная черная деревянная скамья. Тусклая лампада, висевшая в углу под иконами, скудно освещала келью.

– И это все имущество схимника? – спросил царь у митрополита. – Где же он спит?

– Он спит на полу, – ответил митрополит.

– Нет, – возразил схимник, – у меня есть постель, идем, государь, я покажу ее тебе.

И с этими словами шагнул за перегородку, которую Александр в полумраке не заметил. За перегородкой увидел царь стол, на котором стоял черный гроб, а в нем лежали схима, свечи и все, что надлежало иметь при погребении.

– Смотри, государь, – сказал монах, – вот постель моя, и не моя только, но всех нас. В нее все мы, государь, ляжем и будем спать долго!

Несколько минут простоял Александр в глубокой задумчивости, а потом вышел из кельи и, сев в коляску, сказал сопровождающим его:

– Помолитесь обо мне и о жене моей.

…Выехав за город, Александр привстал в коляске и долго смотрел на исчезающий город…

* * *

В Таганрог он приехал 14 сентября, а еще через неделю встретил и Елизавету Алексеевну Императрица, в Петербурге почти не покидавшая постели, вышла из кареты неожиданно бодро и сама пошла в дом, который занял и приготовил к ее встрече Александр.

Пробыв возле выздоравливающей жены три недели, Александр решил поехать в недалекую отсюда землю Войска Донского и в Крым.

30 октября Виллие заметил у царя первые признаки недомогания, а в начале ноября царь заболел.

5 ноября он вернулся в Таганрог и слег в постель.

10 ноября в записках Виллие, которые он начал вести со дня возвращения в Таганрог, появилась многозначительная запись: «Начиная с 8-го числа, я замечаю, что-то такое другое его занимает больше, чем выздоровление, и беспокоит его мысли». А на следующий день больной категорически отказался принимать лекарства и делать промывание желудка. Виллие записал, что Александр даже пришел в бешенство, услышав о лечении. И Виллие вынужден был записать 1 ноября: «Сегодня ночью я выписал лекарства для завтрашнего утра, если мы сможем посредством хитрости убедить его принимать их. Это жестоко. Нет человеческой власти, которая могла бы сделать этого человека благоразумным. Я – несчастный». А 13-го стало и совсем плохо – царь впал в сонливость, что было дурным знаком, дыхание его стало прерывистым, сопровождающимся спазмами, но от лекарств он по-прежнему отказывался.

14 ноября в 8 часов вечера он попытался встать с постели, но потерял сознание и упал. Все это произошло при Елизавете Алексеевне, и доктора, не находя иного выхода, решились на крайнее средство – психологически воздействовать на Александра, предложив ему совершить причастие, что заставило бы больного поверить, что дела его плохи и ему грозит смерть.

Пока готовили к причастию местного священника Алексея Федотова, Виллие попробовал обмануть больного, примешав лекарство в питье, но Александр отказался и от питья, сказав Виллие: «Уходите». Виллие заплакал, а Александр, увидев это, сказал: «Подойдите, мой дорогой друг. Я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за это. У меня – мои причины».

Об этих таинственных «причинах» спорят до сих пор, потому что все записи, начиная с 11 ноября, были уничтожены по приказу Николая Павловича. Это записи и Елизаветы Алексеевны, и дежурных генералов, и лейб-медиков, чьи протоколы были переписаны заново.

А через три дня Александр умер. Это случилось 19 ноября 1825 года в 10 часов 50 минут утра.

По странному стечению обстоятельств возле умирающего была только одна Елизавета Алексеевна – ни врачей, ни адъютантов не было.

Почти сразу же было произведено вскрытие на предмет установления причины смерти. И девять присутствовавших при этом врачей – от «Дмитриевского вотчинного гошпиталя младшего лекаря Яковлева» до «баронета Якова Виллие, тайного советника» – согласились с тем, что смерть наступила вследствие «жестокой горячки с приливом крови в мозговые сосуды и последующим затем отделением и накоплением сукровичной влаги в полостях мозга».

Когда же один из биографов Александра, князь В. В. Барятинский, попросил четырех лучших врачей России начала XX века дать свое заключение о причинах смерти на основании «Акта о вскрытии», то все они, независимо друг от друга, признали, что данные «Акта о вскрытии» создают впечатление, что речь идет не об Александре, а о другом покойном, ибо никаких данных о том, что покойный страдал именно тем, чем болел Александр, из документа не проистекает.

Кроме того, не все в порядке оказалось и с соблюдением формы «Акта о вскрытии»: доктор Тарасов его не подписывал, о чем впоследствии сообщил в своих «Воспоминаниях».

Тарасов считал, что представленный ему труп телом Александра не был.

Сорок дней пролежал покойник в гробу, оставаясь в Таганроге.

В соборе, где стоял гроб, ежедневно совершалась архиерейская служба, а по утрам и вечерам служились панихиды.

В одном из писем князя Волконского секретарю матери Александра Вилламову сообщалось, что «от здешнего сырого воздуха лицо все почернело, и даже черты покойного» совсем изменились… почему и думаю, что в Санкт-Петербурге вскрывать гроб не нужно, и в таком случае должно будет совсем отпеть…»

С мнением Волконского согласились, и было велено гроб закрыть и более не открывать.

Лишь 29 декабря 1825 года, на сороковой день после кончины Александра, через две недели после восстания на Сенатской площади (автор намеренно не писал об этом, полагая, что читатели достаточно подробно знают о восстании декабристов 14 декабря 1825 года), когда уже вовсю работала следственная комиссия, гроб с телом Александра повезли в Петербург.

И лишь 13 марта 1826 года, через четыре с половиной месяца после кончины, тело Александра было погребено в Петропавловском соборе.

1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?