Если верить псковским источникам, то Копыла пожаловался первым. Василий III принял его благосклонно, обещал во всем разобраться и «держать» Псков «по старине», «жаловати и боронити, якоже отец и деды наши». Дальнейшая история в московских и псковских хрониках излагается по-разному. Суть разногласий в количестве взаимных жалоб, поданных друг на друга, и последовательности визитов жалобщиков. Единственное, что очевидно, — среди самих псковичей не было единства. Летописец пишет о насилии, которое чинили бояре и посадники «молодым псковичам», а посадник Леонтий вообще подал государю челобитную, что главный злодей и обидчик — его коллега Копыла, глава псковской делегации.

Копыла объявил, что единственный шанс добиться справедливости — это коллективно пожаловаться на Репню, иначе великий князь того оправдает, а во всех грехах обвинит Псков. Девять посадников и купеческие старосты приехали в Новгород. Но 6 января 1510 года они были арестованы по приказу Василия III. Если верить московской летописи, это произошло после того, как князь Репня предъявил доказательства «бесчестья», которое было ему со стороны псковских посадников и бояр. Одновременно из Пскова приехали «многие простые люди, каждый о своих обидах и нуждах, бить челом государю: иные на наместника Репню, а иные на помещиков новгородских, а иные на своих же псковичей».

Стало ясно, что этот мутный конфликт может быть урегулирован только вмешательством третьей силы, центральной власти. Тогда-то Василий III и заявил, что Псковская республика ликвидируется, вече распускается навсегда. Вечевой колокол снять! Вся власть в Пскове и его десяти пригородах переходит в руки двух великокняжеских наместников, присылаемых из Москвы. Если Псков примет эти условия — так и быть, государь не будет посылать на него войска.

Арестованным посадникам и купеческим старостам выбирать не приходилось. Они согласились со всеми условиями и присягнули на верность великому князю. В Псков выехал государев дьяк Третьяк Долматов с ультиматумом: до 16 января он должен живой и здоровый вернуться в Новгород и сообщить, что республика приняла все условия. 13 января 1510 года было созвано последнее вече в истории Пскова. На нем и объявили волю Василия III. Псковичи растерялись. К войне с Москвой никто готов не был. А другого способа отстоять вольности не существовало. Горожане сломались. Они стояли на вечевой площади и со слезами смотрели, как снимают вечевой колокол.

15 января Третьяк Долматов и посадник Кузьма Сысоев приехали в Новгород к Василию III и сообщили, что дело сделано. Псков у ног великого государя. Теперь можно было позволить себе триумф. В тот же день в Псков выехали дети боярские во главе с князем А. В. Ростовским и конюшим И. А. Челядниным для приведения населения к присяге Василию III. Также они должны были подготовить город для торжественного въезда государя. Для этого были выселены жители шести с половиной тысячи дворов Среднего города Пскова. Псковичи гадали, зачем московскому правителю столько пустого места.

Василий III въезжал в покоренный город торжественно. Расстояние между Новгородом и Псковом примерно в 200 километров он преодолевал пять дней: выехал 20 января, вступил в Псков 24-го. Перед городскими стенами его встретила толпа народа с иконами и дарами во главе с посадником Иваном Кротовым. 27 января Василий III вызвал к себе к Большой судной избе посадников, бояр, купцов и зажиточных горожан, всего несколько сот человек. Неизвестно, какие чувства обуревали этих людей. Возможно, привыкшие к псковским вечевым традициям, они надеялись на какой-то диалог. Но великий князь к ним даже не вышел. Вместо него явились А. В. Ростовский и И. А. Челяднин, которые объявили государеву волю: все собравшиеся должны с семьями навсегда покинуть Псков. Если верить псковской летописи, к высылке приговаривались 300 лучших семей. Причем выслали их уже 28 января, дав на сборы всего один день.

В пустой Средний город была поселена тысяча новгородских детей боярских, которые составили гарнизон города. Из Москвы прибыли 15 человек — специалистов по перечеканке денег и перерасчету таможенных пошлин, а для усиления гарнизона — 500 московских пищальников и воротники, занявшие ключевые пункты псковских укреплений. С десяти городов центра России, включая Москву, были «сведены» 300 купеческих семей и поселены в пустые дворы в Среднем городе. Таким образом, Василий III просто физически поменял прослойку купцов, торговавших с Прибалтикой. В Псков прибыли люди с совершенно другой психологией, деловыми ухватками, незнакомые с псковскими традициями.

Это был разгром и конец трехчастного балтийского мира-экономики (Новгород — Псков — Ливония). Из трех его частей две радикально поменяли свой облик. Это означало, что гибель Ливонии тоже не за горами.

Присоединение Пскова — еще одна акция из серии «трагедии непонимания» русской истории. У псковичей была своя правда, правда независимой городской республики, со своими политическими и культурными традициями. У Москвы — своя, правда развивающегося государства, нуждавшегося, как любой молодой организм, в пище для роста. Псковские городские верхи не сотрудничали с литовцами, как это было в Новгороде, а всегда ориентировались на Москву. Тем не менее это не спасло их от расправы. Единственным плюсом было то, что со Псковом обошлось без пролития крови. Высылка местной торговой элиты в данной ситуации была наименьшей ценой, которую требовалось заплатить. Никого не казнили и даже постарались особо не разорить. Понятно, что на новом месте приходилось все начинать заново, но все же это была высылка в Москву и центральные уезды, в места, где можно жить, а не в гиблые земли. Ее смысл был именно в том, чтобы разорвать скрепы, связывавшие Псков с балтийской торговлей и делавшие из него прибалтийский мир-экономику. А вместо этого навсегда привязать к Москве, к единому Русскому государству.

Сами псковичи восприняли случившееся как трагедию. Псковский летописец писал: «О славнейший из городов великий Псков, почему сетуешь, почему плачешь. И отвечал град Псков: как мне не сетовать, как мне не плакать? Прилетел на меня многокрылый орел, крылья полны когтей, и взял меня от ливанского древа кедра, наказание от Бога за грехи наши, и землю нашу пусту сотворил, и град наш разорил, и людей наших пленил, и торжища наши разгромил… а отцов и братьев наших разлучил, и сослал туда, где ни отцы, ни деды, ни прадеды не бывали». В 1567 году игумен Псково-Печерского монастыря Корнилий, комментируя давние события, писал: Псков «был пленен не иноверными, но своими единоверными людьми. И кто от этого не восплачет и не возрыдает?»[138].

Как можно расценивать присоединение Пскова? Для республики это была утрата независимости, прекращение самостоятельного пути развития, выпадение из балтийского мира-экономики. Началась новая жизнь, жизнь пограничного города Российского государства, его северо-западного форпоста. Как показали ученые, это вызвало даже кратковременный рост городского строительства в Пскове. Если за 100 лет между 1404–1508 годами в Пскове было построено 38 церквей, то за 17 лет с 1516-го по 1533-й — 17. В 1517, 1524, 1525–1526 годах перестраивались городские укрепления[139]. Для единой России приращение богатой северо-западной республикой имело, конечно, прогрессивное значение.