Чеслав не стал лишать зайчонка жизни. Юноша знал, что к тому месту, куда он решил пойти, нехорошо являться с пустыми руками, без подношения. Хотя знал и то, что подношение должно быть из городища. А поскольку ему самому в городище теперь был вход заказан, он решил принести хотя бы зайчонка, чтобы выказать свою приязнь и почтение.

Немного спустя Чеслав вышел к большому дубу, такому могучему и ветвистому, что рядом с ним не росли другие деревья. Сюда его соплеменники приходили с незапамятных времен, да и сам он многократно — поклониться духу Вечного Леса. Лесной великан степенно и несуетливо, как и подобает патриарху, шелестел своей внушительной кроной, с верхушки которой чтимое божество, что находило приют в его мощном теле, зорко наблюдало за своими владениями.

Чеслав учтиво поклонился, подошел ближе и провел ладонью по шершавой от времени и испытаний коре. Затем осторожно произнес:

— Дарую тебе, о Могучий, жизнь его. Прости, что дар мой так незначителен. — И положил свое живое подношение между корней великана.

Опустившись к корням, Чеслав стал просить у Леса поддержки в поиске убийцы отца и защиты от опасностей, грозящих ему самому. Просил долго и проникновенно. А старый дуб все шелестел и шелестел, будто понимая и, как надеялся Чеслав, принимая его просьбы. Когда же юный охотник уже собрался уходить, он неожиданно для себя обеспокоенно выпалил:

— И защити волчицу, ту, что лишил я друга ее… — И сам поразился просьбе своей.

Еще какое-то время послушав шелест Могучего, он пошел прочь.

Всю обратную дорогу Чеслав размышлял над тем, внемлет ли его просьбам дух лесной или отвергнет, не удовлетворившись столь малым подношением, как звереныш.

Неожиданно что-то насторожило юношу. Чеслав остановился и обратился весь в слух, обоняние и внимание…

Но ничего… И только его внутреннее чутье, так похожее на чутье зверя, говорило ему, что совсем рядом с ним кто-то находится. Их разделяли всего лишь несколько деревьев да негустой орешник. И это был сын рода людского — молодой охотник чувствовал это.

Оттого что его едва не застали врасплох и он мог попасться, как неопытный малолетка, Чеслава бросило в жар. Он замер, пока тот, еще не видимый ему, сделает первое движение и станет ясно, заметил ли он Чеслава или еще нет. Но и тот, другой, не двигался с места, возможно, что-то все-таки почуяв и теперь ожидая, что Чеслав выдаст себя неосторожным шорохом.

Ожидание затянулось. Тогда Чеслав решился попытаться скрыть свое присутствие. Затаив дыхание, он мягко, несмотря на боль в еще не полностью заживших ранах, присел на корточки. Коснувшись земли сперва одними только пальцами рук и опершись на них, Чеслав перенес на конечности всю возможную тяжесть своего тела и, как ему показалось, бесконечно долго опускался на лесную подстилку. И наконец-то распластался на ней. Снег не мог тише опуститься на землю.

Неизвестный, утомившись, наверное, выжидать и не получив подтверждения своих подозрений, двинулся далее. И только когда он прошел чуть вперед, Чеслав осмелился оторвать голову от земли и посмотреть на него. Он узнал его сразу. Это был его дядька Сбыслав.

Родич продвигался тихо и осторожно, не праздно, а как на охоте, шаря глазами по сторонам и время от времени присаживаясь и изучая следы на земле.

Неужто снова ловы на него, Чеслава?! Вот откуда ощущение опасности, что мучило его всю ночь! И чего это дядька так усердствует? Нет, неспроста он…

Дальше молодой охотник продвигался с большей осторожностью, так как не один Сбыслав мог быть рядом и искать его. А достойный отпор дать он еще едва смог бы…

Чеслав, ступая с валуна на валун, стал подниматься к укрытию и только у самой каменной стены заметил, что у схованки его ждала Мара. Старуха появилась перед ним внезапно, словно выйдя из каменной тверди, отделившись от ее поверхности. Еще мгновение назад ее не было, и вот она уже есть. Возможно, Чеславу так показалось, потому как знахарка от прожитого времени сама стала напоминать эту древнюю серую стену. И по виду своему, и по твердому нраву. Потому и не разглядел сразу старуху.

Сам же приход ее совсем не удивил юношу. Мара все еще продолжала заботиться о парнях, обрабатывая их раны и принося им еду. Чеслав приветливо кивнул ей:

— Сил и здравия тебе, Мара! — И, словно оправдываясь за свое положение, требующее от нее заботы, добавил: — Еще несколько дней, и уже сам охотиться попробую, а пока еще мощи не хватает лук натянуть, да и раны тревожат.

Но знахарке, как видно, было не до того.

— А силы-то тебе как раз и понадобятся, — сказала знахарка и будто придавила юношу взглядом. — Не с доброй вестью я к тебе, парень. Еще одна беда может стрястись в городище.

— Говори… — Чеслав весь напрягся. — Я уж бéды, что грибы, собираю после дождя. — И, пытаясь опередить ответ, тихо спросил: — Болеслава?

Мара отрицательно покачала головой:

— Видение мне было… нехорошее. А поутру и весть из городища принесли. Прознали в селении про то, что девка, которую ты из леса привел, крови рода Буревоя.

«А вот и сон мой в руку. — Чеслав почувствовал, как екнуло в груди. — Чутье не подвело. И именно про Неждану это знак был, а не про что другое. Ей опасность грозила!..»

Чеслав взял Мару за руку и отвел от входа в схованку. Он не хотел, чтобы о случившемся прослышал Вячко.

— Откуда прознали? Ведь про то ведали только отец, она и я. Отца уже нет, а я никому не говорил. Тогда откуда?.. — горячился Чеслав.

— Про то не меня спрашивай. — Старуха отошла и села на камень.

— А что народ? — Чеслав подскочил к знахарке и, присев перед нею на корточки, заглянул ей в лицо.

— Народ говорит, что это она на селение и род Велимира беду накликала. Что с ее появлением смерть пришла. И это род Буревоя, проклятый нашими предками, во всем повинен и напасти с нею на нас наслал.

Чеслав вскочил.

— Но ведь неправда то! Злоба да темень людская! В том нет ее вины, я знаю. И в городище я девку привел… — Он с силой ударил рукой об руку, но даже не почувствовал боли.

— Каждый своей тропой по жизни идет, парень, — перебила его Мара. — И я тебя, как уводил ее из пещеры, предупредила, что на топкую тропку становишься, да еще и девку с собой увлекаешь. Не послушал старуху…

— Ай! — отмахнулся от нравоучений Чеслав. — Чего уж теперь, повинен, признаю… Да ведь и себя пересилить не мог! — И совсем уж тихо, скорее себе, чем знахарке, добавил: — Да и сейчас не могу…

Мара на эти его слова только задумчиво покачала головой и, очевидно вспомнив о чем-то сокровенном, слабо улыбнулась. В ее улыбке смешались светлая грусть, и горечь, и сочувствие.

— Молодо-зелено. Кровушка играет — головушку туманит. Да что уж там, сама когда-то девкой была…

Чеслав с трудом мог представить эту старую, высохшую от времени и нелегкой жизни женщину цветущей девицей. Да и сейчас не до ее воспоминаний было. Юноша опять подсел к старухе.