может пригодиться. Да и не хотелось бы, чтобы он попал в руки… Недостойного.

Конан протянул руку и взял висящий в воздухе маленький череп суслика.

Он был очень похож на настоящий. Варвар завернул его в тряпицу и сунул в мешочек, заменяющий ему кошелёк.

В голосе, вновь зазвучавшем, Конану почудились грустные нотки:

— Теперь, когда мы обо всём договорились, настала пора прощаться.

— Да, наверное. Прощай, Оффайер! Удачи тебе! И… спокойной работы!

— Прощай, Конан! Спасибо за добрые слова. И тебе — Удачи!

Два огонька пропали, и из недр пещеры раздался тихий звук — словно вздохнул великан.

Собирающийся заснуть мирным сном, честно поработавший великан.

Смысла медлить и наслаждаться пейзажем Конан не видел, поэтому, вволю напившись впрок, двинулся к пещере чародея.

Она, однако, почти ничем не порадовала: магические атрибуты Конана не интересовали, так же, как и пресловутые книги — и без них злого волшебства там, снаружи, хватает. Золота он, как ни искал тайников, нашёл лишь несколько жалких монеток.

Похоже, Рэско хоть раз в жизни сказал правду — больше двух тысяч у него не было.

Но скорее, всё его золото, кроме сорока золотых из «аванса», было лишь очередной иллюзией, созданной специально для Конана — как руины города, и остатки стены, перегораживавшей перевал, и теперь, после смерти мага, исчезнувшиe без следа… Как узнать? Да и важно ли это теперь?

Подтащив книги и прочие «побрякушки» мага к фургону, всё ещё сиротливо стоявшему на месте их лагеря, киммериец покидал их все вовнутрь, туда, где всё ещё оставался приличный запас дров и сена. Высек огонь. Теперь-то уж по крайней мере этими колдовскими атрибутами никто не воспользуется…

Похоже, на память ему об этом невероятном приключении не останется ничего.

Расстроенный этим, впрочем, не слишком сильно, варвар широким шагом направился вниз по лощине, радуясь другому бесценному сокровищу — жизни и здоровью.

Ему повезло: бурдюки с водой и мешoк с продуктами остались нетронутыми, и теперь хлюпали и поскрипывали у него на спине.

Ближе к полудню он нагнал задние ряды мигрирующих луэков.

Зайдя подальше в их разрозненную в поисках пищи толпу, он свистнул три раза, подражая свисту волшебника. Не прошло и минуты, как перед ним вытянулся в стойке крупный суслик. Конан поразился осознанности его взгляда. С полминуты они с интересом смотрели друг на друга.

— Ты понимаешь мой язык? — спросил наконец киммериец.

— Да, хозяин! — Ого! Теперь он и сам прекрасно понимал зверька, хотя даже не вынимал из мешка талисман-череп, а просто держал на нём руку. Похоже, этот артефакт имеет большую силу, давая своему обладателю абсолютную власть над луэками.

Впрочем, злоупотреблять ею Конан не собирался. Уж если и быть Королём — то над людьми. И добиться этого он предпочитает сам, а не с помощью каких-то там магических штучек-дрючек. Честная, надёжная сталь в могучей руке — вот его оружие!

— Ты здесь за главного? — спросил он суслика.

— Да, я могу передавать другим ваши Приказы, хозяин!

— Прекрасно. Тогда выясни, где моя стреноженная лошадь, и собери вон там — он указал на место в лощине впереди, вроде, пошире и поудобней остальных — других луэков вроде тебя. В смысле, таких, кто может командовать другими луэками. Управишься за… полчаса?

Вскоре, пройдя немного вперёд, Конан, расположившийся на большом камне, узнал, что его перепуганная лошадь умудрилась найти убежище от лавины луэков — оказалось, это место недалеко, но придётся немного вернуться. Зато обратно в Сараканду он сможет ехать с комфортом — лошадь, вроде, цела и ничего не сломала!

Через полчаса перед ним стояли, словно маленькие живые столбики, сотни командиров своих родов и племён. (Подумать только! У сусликов были роды, племена, традиции и культура! Они гордились происхождением, знанием своей родословной, силой, умением, плодовитостью. Нет, лучше над всем этим не задумываться — а то он начнёт считаться с волками, птицами, львами и даже муравьями — всеми, кто живёт семьями. И у кого жизнь выработала привычки, правила поведения, и традиции… Нет уж! У него хватает и своих, человеческих, проблем!)

Все луэки смотрели на него.

Выпрямившись во весь немалый рост на своём камне, Конан достал череп:

— Вы действительно подчиняетесь человеку, владеющему вот этим? — он, держа двумя пальцами череп над головой, показал его застывшим перед ним в почтительном молчании рядам, с интересом разглядывая зверьков. Голос его был слышен всем.

— Да, хозяин! — раздался почти одновременно хор сотен маленьких глоток. Конан подумал, что, наверное, со стороны это может показаться диким — словно сцена из сказки: гигант-варвар и море крошечных луэков.

— А что будет, если он, например, сломается, или… пропадёт навсегда?

Долгое напряжённое молчание затянулось, и варвар подумал было, что рабство вечным ярмом будет висеть на шее несчастных, отвыкших за десятки поколений от своей воли и свободы.

Однако из задних рядов выбрался суслик, более старый, чем прочие, и киммериец подумал, что как раз такого наиболее верно характеризует слово «патриарх» — шкурка была убелена сединами, но гордая осанка сохранилась. Как и ясность ума!

— Если сломать Скайлак, хозяин, луэки вновь, как было сотни поколений назад, станут свободны, и не будут подчиняться вашим приказам, хозяин! — голос его был слаб, но он смело стоял перед Конаном, показывая, что воля к свободе и смелость ещё не сломлены окончательно годами унизительного рабства и тяжкого труда.

— Хорошо! — отозвался Конан, кладя череп в ладонь правой руки так, чтобы это было видно всем, — В таком случае, пока вы меня ещё понимаете, я, Конан-киммериец, объявляю вам: ваше рабство закончилось! От лица людей хочу принести наши извинения за те страдания и унижения, что выпали на долю вашего народа по вине жестокого волшебника — человека. Теперь он уничтожен! А я хочу пожелать вам счастья и удачи в вашей новой, свободной, жизни!

Сильно сдавив кулак, он услышал хруст, и понял, что — сработало.

Ведь писка и шума, окружавшего его со всех сторон, он больше не понимал. Хотя маленькие рыжие зверьки теперь шумели очень громко!

Но на всякий случай он гладким камнем растёр на плоском валуне осколки Скайлака в мелкую пыль, и развеял её по ветру.

Свою всё ещё стреноженную лошадь он нашёл легко — поток луэков загнал её в одно из боковых ущелий, и по их рассказам он быстро добрался и обнаружил его.

Лошадь казалась слегка не в себе (да и кто бы на её месте остался в себе — с такими-то делами!), поэтому он первым делом напоил её из одного бурдюка, второй предусмотрительно оставив