Когда «драккар» норманнов, рассекая пенные морские волны, шел под своим огромным алым парусом, отверстия для весел задраивались. При особенно сильном волнении в море и в дождь викинги натягивали над головами полотно, поскольку палуб «драккары» викингов не имели. На мачте викинги обычно поднимали значок или флаг с изображением ворона — священной птицы Одина, — служивший им знаменем в боях на море и на суше (нередко флаг на мачте заменялся металлическим флюгером, обычно с изображением того же ворона[100], указывавшим заодно направление ветра).

Согласно сохранившимся в Исландии и дошедшим до наших дней сборникам норманнских мифов и сказаний — стихотворной «Старшей Эдде» и прозаической «Младшей Эдде» скальда Снорри Стурлуссона — «отцу богов и людей» (Альфатеру, Вальфатеру, Вальватеру) Одину (Вотану) служили два черных ворона — Гугин, или Хугин (Hugin, олицетворяющий силу интеллектуальной мысли) и Мунин (Munin, олицетворяющий силу памяти, то есть интеллектуальной рефлексии), к чьим голосам «Всеотец» постоянно прислушивался, выведывая от них все более глубокие тайны. Говоря словами самого Одина (в «Речах Гримнира» из «Старшей Эдцы»):

В течение дня черные вороны Одина облетали весь подлунный мир, после чего возвращались к престолу своего повелителя, садились ему на плечи и сообщали обо всем увиденном и услышанном за день. Любопытно, что континентальные германцы (в частности, немцы) даже после перехода в христианство сохранили эти представления, хотя и перенесли их (включая двух воронов-информаторов) на историческую личность — римско-германского императора-крестоносца Фридриха I Барбароссу (а порой и на внучатого племянника Барбароссы — Фридриха II Гогенштауфена). Император Фридрих спит до поры до времени беспробудным сном в некоем потаенном месте (чаще всего легенды помещают его в недра горы Киффгейзер в Тюрингии или вулкана Этна на Сицилии) со своими верными рыцарями, а два его ворона выполняют функции воронов Одина. Получив от них весть о том, что в Иерусалиме процвела, наконец, увядшая смоковница, проклятая Спасителем за то, что не дала доброго плода, император пробудится, выйдет из недр горы, восстановит Римскую империю, сразится с Антихристом, освободит Святой град Иерусалим, повесит на процветшей смоковнице свой меч и щит и вручит Вселенскую державу, вместе с короной и скипетром Богу — своему Небесному Сеньору. Сходные легенды о Спящем Властелине существовали и у других народов (у французов — о Карле Великом, у британцев — о короле Артуре, у датчан — о Хольгере Датчанине и т. д.

Как писал граф А. К. Толстой в уже цитировавшейся нами «Песни о походе Владимира на Корсунь»:

Спустя тринадцать лет после этой находки по образцу «гокстадской ладьи» был построен точно такой же «драккар», мореходные качества которого были незамедлительно опробованы на просторах Атлантики. Даже в самых неблагоприятных погодных условиях «морской дракон» летел над гребнями волн легко и плавно, как птица. При попутном ветре ладья викингов была способна развить под парусом скорость до 9,3 морских миль (17,2 километра) в час[104]. Расстояние от Бергена в Норвегии до Ньюфаундленда — места первого поселения норманнов в Америке (4800 километров) «морской дракон» проделал всего за двадцать семь дней. Такой «драккар» легко мог взять на борт семьдесят человек, четыреста килограммов оружия, две с половиной тонны провианта и полтонны других грузов.

Впрочем, судя по всему, «драккары» могли быть и больших размеров. Известно, что длинный корабль конунга Олафа Трюгвессона был рассчитан на девяносто человек экипажа, корабль конунга Кнута (Канута) вмещал шестьдесят человек, а два корабля конунга Олава Святого вмещали до двухсот человек каждый.

В те времена упадка кораблестроения (даже в Византийской империи — наследнице высокоразвитой греко-римской цивилизации Античности!) никто, кроме викингов, не умел строить такие корабли. Именно по этой причине ни одно из государств, постоянно становившихся жертвами набегов викингов, не смогло организовать морскую экспедицию для того, чтобы нанести ответный удар по опорным пунктам норманнов в Скандинавии.

Жизнь викингов была связана с кораблем настолько тесно, что их предводители — «морские короли» — приказывали даже хоронить себя в своих «драккарах». После смерти отважного мореплавателя его «морского коня» вытягивали на берег, укладывали в него покойника со всеми почестями — вместе с оружием и важнейшей утварью — после чего опускали корабль-саркофаг в глубокую могилу, закладывая ее сверху каменным сводом[105]. Впрочем, существовал и другой обычай, согласно которому корабль с покойником поджигали и выпускали в море на волю волн.

Наряду с «длинными (боевыми) кораблями» («лангшипа-ми», «лангшибами»), самые большие из которых (способные принять на борт до сотни человек) именовались «асками», у викингов имелись и транспортные суда — так называемые «шнеки» («змеи»), «кнорры», «карфи» и «скейа», использовавшиеся, в частности, для перевозки переселенцев в новые земли — на Фарерские и Оркнейские острова, в Ирландию, Англию, Исландию, Гренландию, Америку (Винланд или Винландию), реже — в континентальную Европу.