Не остался без изменений и проходивший рядом дувал – он стал вспучиваться, по нему побежали трещины, а вскоре стена начала разлетаться на куски. Казалось, огромная масса желтоватой каменистой глины стала мягче пластилина. А невидимый гигантский «творец» задумал вылепить нечто иное, полностью отличающееся от прежнего мира. И этот новый мир назывался ХАОС.

Грохот разрушения пронзили крики. Люди бежали. В панике иные бросались навстречу гибели, в этот клокочущий «котел», в котором продолжались взрывы. Пыльное облако затмило лучи солнца. Кровь и камень смешались в едином смерче. Кровь запятнала уцелевшие участки дувала. Кровавый туман висел в воздухе. Кровь брызгала из десятков тел раздавленных или сокрушенных. Кровь обильно текла из пробитой грудной клетки Ахадуллаева на лицо и грудь Невского. С невероятной трудностью врач смог выбраться из-под тела погибшего санитарного инструктора. Он с трудом поднялся на ослабевшие ноги. В пыльной тьме было не различить собственную ладонь.

Невский побрел без всякой цели, просто чтобы не стоять на месте. Он то и дело спотыкался о тела упавших, чьи-то руки цеплялись за его одежду, раненые молили о помощи. В глазах его сверкали красные, синие, зеленые, желтые огоньки. Нестерпимо болела голова, тошнило. После рвоты стало полегче. Из облака пыли вынырнул молодой солдат, его куртка «хэбэ» спереди была выпачкана рвотой, он бормотал что-то нечленораздельное, а из его ушей обильно текла кровь. Они не обратили друг на друга никакого внимания и вскоре «растворились» друг для друга в облаке пыли.

Задыхающийся от недостатка кислорода, выгоревшего в очаге взрыва и пожара, весь покрытый красно-желтой густой пылью вперемежку с кровью, Невский остановился, пытаясь восстановить дыхание и отогнать подступающее безумие. Вся площадка перед ним лежала в руинах. Обезумевший мир то скрывался во тьме, то озарялся ослепительным светом, когда тучи на мгновение рассеивались. Тьма. Свет. Бесконечный рокот грома. Он снова двинулся на ощупь, чья-то оторванная рука сжимает спусковой крючок автомата, и оружие продолжает посылать в пыльное облако длинную очередь. Пыль немного рассеялась. Тут его взгляд вырвал из полутьмы знакомое лицо. Полковник из Кабула. Он был весь засыпан обломками дувала, была видна лишь голова, покрытая толстым слоем пыли. Темные волосы офицера теперь казались белыми. Невский наклонился, протянул руку и ухватил Трубинера за волосы. Снова тьма. Александр вслепую намотал побольше волос на руку, дернул. Облако пыли поднялось кверху, позволяя увидеть… Голова полковника висела в его руке. Тело исчезло. Из разорванной шеи макаронинами свисали красные трубки. На миг старший лейтенант застыл, уставившись в мертвенное лицо, освобожденное от пыли. Казалось, что за окровавленными губами еще двигается язык, словно отрубленная осколком голова пытается заговорить. Невский выронил ее и бросился прочь, спотыкаясь на каждом шагу. Впереди показался просвет.

Потом он сидел на большом камне у арыка и жадно ловил ртом чистый воздух. Через каждую минуту старший лейтенант поправлял на плече свой автомат. Как он умудрился его не потерять в такой обстановке, оставалось загадкой. Но ощущение оружия придавало силу. Все тело трясло, постоянно хотелось прилечь и свернуться калачиком. Мысли текли вяло. Даже воспоминания о погибших больше не внушало ужаса. Что было – то было, и все тут. Наверное, когда телу грозит смертельная опасность, природа погружает мозг в анестезию.

Совершенно неожиданно вспомнились давние рассказы прадедушки о войне (так получилось, что своих дедушек он не застал живыми, а прадедушка был). В Первую мировую войну он был капралом. Они трое суток стояли в окопах, по пояс залитых водой, под яростным артиллерийским обстрелом. Голодные, измученные, оглушенные грохотом снарядов люди на второй день начали засыпать и погружаться в воду. Григорий (так звали прадеда) сначала пытался спасти тонущих рядом товарищей, но через некоторое время впал в транс. К концу третьего дня он тупо смотрел, как на расстоянии вытянутой руки от него погружается в мутную воду его лучший друг. Прадед вспоминал, как смотрел на редеющие пузыри, а когда на поверхность всплыла выпавшая из кармана друга пачка папирос, пожалел, что курево промокло. Только через месяц, в отпуске, его ударило сознание того, что лучший друг утонул в канаве у него на глазах. Невский догадывался, что с ним сейчас происходит то же самое. Вероятно, так действует инстинкт самосохранения. Что бы ни творилось кругом, неважно – ты делаешь только то, что необходимо для твоего выживания…

10

Невский пришел в себя, когда его крепко начали трясти за плечи, а потом сильно бить по щекам. Странно, это подействовало. Мозг начал «включаться в работу». Он смотрел на шевелящиеся губы возбужденного лица и пытался понять смысл речи. Как из-под воды, наконец, прорвался голос:

– Док, как ты? Как ты? С тобой все в порядке? – продолжала кричать голова, приблизившись максимально к лицу Невского.

Наконец, Александр узнал в этом человеке командира роты, с которым познакомился перед рейдом. «Шашков Петр, – лениво вспомнил доктор его имя. – Странно, что он тут делает? И почему он кричит мне прямо в лицо?»

Он хотел ответить ему, но язык разбух до невероятных размеров и совершенно не хотел двигаться во рту. Получилось какое-то мычание.

– Контузия, – сказал Шашков, обращаясь к кому-то с ним рядом. – Вон и кровь из правого уха течет.

Только теперь Невский увидел множество людей, которые сновали вокруг. Он узнал своих санитаров, которые перевязывали раненых. «Андрей Чиков, Валк Влад, оба Валерия, – мозг старательно подавал ему информацию, – они ведь делают мою работу. Почему я сижу? Надо немедленно взяться за свою работу! А где санинструктор Фадис?»

Это неотступная мысль начала биться в его голове. Он даже застонал, когда вспомнил все. Прежняя картина молнией мелькнула в голове. «Он спас мне жизнь! Он закрыл меня своим телом! Он совершил геройский поступок! А как же его дембель?! Он же мечтал о скором возвращении в Ташкент!» – Эти быстрые мысли появлялись в его сознании.

Неожиданно одно и тоже слово стало всплывать в его памяти – «лопатка». Он вновь и вновь «обсасывал» это слово, даже пытался попробовать его «на вкус». Что оно означает? И почему оно лезет в мою голову?

«Лопатка не перекрыла ствол миномета, взорвались обе мины в стволе, а потом и другой боекомплект рванул», – эта мысль вдруг отчетливо сложилась в голове. «Но почему это произошло?!»

Невский поднялся и побрел в сторону взрыва. Пыль уже окончательно осела. Убитых собирали и укладывали рядком. Многие фрагменты тел отсутствовали. Перед оторванной головой полковника Трубинера сидел на корточках майор и плакал, приговаривая: «Яков Семенович, Яков Семенович! Что я теперь скажу в штабе армии?!» Видимо, он прилетел с ним сегодня на вертолете, был его подчиненным.

Тело полковника нашли позже и приложили ему голову в общей скорбной шеренге. Погибшие лежали одинаково, сложив руки на груди. Так последнюю дань уважения выразили им живые.

Невский тихо побрел вдоль ряда неподвижных тел. В одном из погибших он узнал старшего лейтенанта Сергея Монастырлы. Верхняя волосистая часть его головы была аккуратно срезана, в глазах застыло удивление. И ничего более. Александр опустился перед ним на колени и закрыл ему веки. Через два тела от командира минометной батареи он увидел, наконец, санинструктора Ахадуллаева Фадиса и тут понял, что искал именно его. Металлический штырь из груди погибшего уже извлекли. Пришлось и ему тоже закрыть навеки глаза. Этого показалось Невскому мало. Он осторожно застегнул его куртку хэбэ на все пуговицы, внимательно вгляделся в лицо, стараясь получше запомнить черты. Затем достал из кармана расческу и осторожно привел в порядок спутавшиеся, взлохмаченные волосы Фадиса.