Игорь ничего не ответил, лишь переступил с ноги на ногу.

– Вижу, что не знаешь… А заботила меня всегда семья! Когда немцы обстреливали город, они… они покалечили мою внучку, моего самого любимого человека!

Лейтенант с изумлением наблюдает, как старик мгновенно поменялся в лице и теперь едва ли не плачет – вон как губы трясутся! – хотя минуту назад был готов изрешетить его на пару с Семеном.

– Покалечили! А наши войска, наша доблестная Красная Армия, – старик сплюнул, – сдали город без боя! И мы все остались врагу на милость.

– А почему не ушли вместе с армией?

– Куда, лейтенант? С покалеченным ребенком далеко уйдешь? – Захарыч отмахнулся. – Да и идти некуда. Думали, переждем фашистов, отсидимся. А они нагрянули… Все вытащили! Даже иголки и те уволокли, аспиды! Да еще и пригрозили – если работать на них не станем – перестреляют всю семью.

Старик вздохнул, вновь глубоко затянулся, выпустил густое облако дыма, потеребил белую повязку полицая на предплечье.

– Вот так и служу им, немчуре проклятой. Да еще и этих, – Захарыч кивнул на трупы своих бойцов, – урок тупоголовых дали в подчинение.

– Может, вас и заставили, только зачем вы крали у своих? – бросил Игорь, он вновь почувствовал, как растет раздражение к этому типу внутри.

Может, рискнуть и накинуться на него, а Сема пособит, пронеслось в голове у Протасова. Но он тут же отказался от такой идеи – ствол пистолета-пулемета смотрит то на него, то на Семена. Лишнее движение и получишь очередь в живот.

– Зачем же красть, да еще и у своих, да еще и у окруженцев? – повторил Игорь. – Они ведь и сами с голода пухли!

Захарыч зло прорычал, с силой бросил окурок о землю, в сторону разлетелись крохотные искорки.

– А то, лейтенант, что у меня у самого дома все пухнут! – заорал вдруг старик, МП в руках задрожал. – Вычистили ведь немцы все у нас, до последней крохи вычистили! Вот и пришлось подворовывать у своих же…

– Но ведь можно было бы попросить… – вставил свое слово Семен. На него тут же зло зыркнул Захарыч, дуло вновь уперлось в грудь.

– Совестно!

– А воровать, значит, не совестно?! Таки даже в тюрьме воры у своих и то не крадут!

Захарыч вдруг взорвался смехом. Опешивший Семен отступил на шаг.

– Ну и странный же у тебя солдатик, лейтенант, – сквозь смех произнес старик, он ткнул пальцем в Семена, закинул голову и вновь захохотал.

Семен и Игорь оторопело смотрят то на Захарыча, то друг на друга. Может, сейчас самое время напасть на него и скрутить, решает Игорь.

Но скручивать никого не пришлось.

– Ладно, ребятки, понимайте как хотите, – произнес Захарыч, успокаиваясь от вдруг накатившего на него смеха, пальцем правой руки смахивает выступившие слезы. – Только времени беседовать у меня с вами боле нету. Все. Уходите.

Горобец и Протасов переглянулись.

– Это как так уходите? – почти в один голос спросили они.

– Очень просто. Взяли и пошли отсюда, – спокойно сказал Семен Захарыч и внезапно полосанул очередью у самых ног танкистов. Те проворно отпрыгнули в сторону. – Нечего вам здесь делать! Сейчас набегут из зондеркоманды. Тогда вам точно несдобровать.

Будто в подтверждение этих слов со стороны лесополосы послышалась немецкая речь, иногда вздрагивал собачий лай.

– Ну, чего ждете? – раздраженно бросил Захарыч. – Уходите. Я один с ними поквитаюсь.

Захарыч вскинул автомат, передернул затвор.

– Оружие только возьмите у тех урок, – старик кивнул в сторону своих бывших бойцов. – Там по два магазина еще. Вам хватит.

Семен спешно собрал оружие, прихватил по сумке с магазинами, даже пачкой немецкого сала разжился.

– Все, теперь проваливайте! – нетерпеливо бросил Захарыч и лег на землю, приладил поудобнее металлический приклад к плечу. Старик вдруг покосился и добавил: – Лейтенант, если решишь в спину мне стрельнуть – что ж, стреляй, не стесняйся! – старик растянул губы в улыбке, полной сарказма. – Я буду не в обиде. Да и Бог этот грех спишет. Прерванная жизнь предателя на грех не тянет.

Танкисты все больше и больше углубляются в перелесок, ноги не чувствуют усталости, сами собой несут вперед. Внезапно вдалеке раздался автоматный треск, ему ответил пулеметный огонь, следом затрещал еще один автомат.

На секунду бойцы замерли, стали вслушиваться, но больше выстрелов не было, лишь протяжно выла овчарка. Значит, все-таки смыл позор кровью, подумал Игорь.

Лейтенант вздохнул и тут же обратился к Семену:

– Давай, Сема, нужно торопиться!

Танкисты рванули вперед. За перелеском начинается луг, сразу за ним – вновь лес. А дальше он упирается в грунтовку. Главное, до нее дотянуть, огромным молотом бьет эта мысль в голову лейтенанту. С обоих танкистов пот льет ручьем, заливает глаза. Ремешок немецкого МП больно врезается в кожу, царапает до крови, планшет лейтенанта раздражающе бьет по ляжке.

Луг перемахнули за считаные минуты. Дальше идет лес. Танкисты буквально ворвались в частокол березовых стволов и ельника, смачно захрустели валежником. Наконец они вынырнули из лесополосы и с ходу упали в орешник в половину человеческого роста. Сразу за ним изгибается грунтовая дорога.

Семен и Игорь жадно хватают воздух, сердце буквально рвется из груди, ноги онемели.

– Вот это пробежечка, лейтенант, – с силой выдавил из себя Семен. – Ни в жизнь так не бегал…

Протасов в ответ лишь угукнул.

Вдруг рядом зашелестели кусты. Горобец тут же вскинул свой МП, палец почувствовал приятное сопротивление курка. Шелест усилился. Кто бы ни вынырнул из этих кустов, Семен нашпигует его свинцом по самое не балуй. И вот ветки орешника раздвинулись и…

– Баир? – удивленно произнес Семен и опустил пистолет-пулемет. – А мы думали, немчура.

Баир ничего не ответил, лишь бросил короткий взгляд на товарищей и опустился рядом. Игорь заметил, как старшина прячет вспухшие от влаги веки.

– Баир, старина, что случилось? – встревоженно спросил Игорь, ладонь опустилась на плечо друга. – Они… они погибли? Или ты ранен?

– Нет, все в порядке, – коротко ответил Баир, а сам вновь шмыгнул носом.

– А чего тогда мрачнее тучи? – вставил Семен, он освободился от висевшего на нем немецкого пистолета-пулемета и стал растирать натертую кожу на шее. – Живы и слава богу.

Баир не ответил, он опустился рядом. Дрожащими руками он сжимает маленькую фотокарточку, волнистые края местами смяты, в уголках мелкой паутинкой пробегают трещинки. Зато ее лицо сохранилось в целости. Изящной линией, словно кистью неизвестного мастера, очерчен подбородок, манящая загадочная улыбка, ласковые и в то же время внимательные глаза-озерца смотрят на него.