Через два дня после совещания в Симбирске Троцкий направил 13 апреля в Реввоенсовет Республики предложения об уточнении задачи Восточному фронту: «Предлагаю в дополнение директивы данной командованию Восточного фронта: после» разбить Колчака» прибавить: «каковая задача должна быть выполнена с таким расчетом, чтобы не позволить Колчаку ни на один день перерезать Волгу». Если мы не можем стеснять командование Восточного фронта в отношении очищения территорий по военным обстоятельствам, то с другой стороны соображения государственно — продовольственного характера требуют отстоять Волгу во что бы, то ни стало».[162]

Прежде чем продолжить наше повествование, считаем необходимым развеять еще один миф периода Гражданской войны. Он, этот миф, длительное время господствовал в отечественной историографии, и под его «обаяние» попала и правнучка Чапаева. Она пишет, что в начале апреля 1919 г. в Москву в Реввоенсовет Республики прибыла с Восточного фронта группа из нескольких военных специалистов, которые везли с собой «карты, планы контрнаступления, сводки агентурных сведений о силах и моральном состоянии колчаковских армий».[163] В Москве они были приняты председателем РВСР Л. Д. Троцким. Он, выслушав их, сказал:

«— Я знаю о плане Фрунзе. Мне о нем сообщили. Я назначил комиссию из авторитетных специалистов. Мы не располагаем реальными возможностями для контрнаступления. А, как говорят французы, самая красивая девушка не может дать больше того, что она уже имеет.

Он был доволен своим остроумием. А еще чеканностью речи. Казалось, Лев Давидович слушает только сам себя.

— Но сейчас появились новые факты, — попробовал возразить руководитель группы военных Осьминин, специалист высокого класса, бывший штабс — капитан царской армии.

— Новые факты? Игра в бирюльки, — возвысил голос и еще выше поднял брови Троцкий. — Есть один решающий факт: мы не можем выставить никакого заслона против колчаковских армий, кроме Волги, естественного водного рубежа. Наступление Колчака идет широким фронтом. Булавочные уколы на том или ином микроскопическом участке не решат судьбу компании. Любой фронт, как шахматная доска, допускает возможности для неисчислимых комбинаций; одна только комбинация исключена — пешка не может ходить как ферзь, слон или ладья. Разве я меньше вас хочу победы? Я такой же слуга партии, рядовой солдат революции, как вы! — воскликнул он, раскатывая» р — р-р»…

Этот отрывок из книги «Мой неизвестный Чапаев», по замыслу автора, должен свидетельствовать о том, что Троцкий был против контрнаступления на Восточном фронте! Чуть выше мы уже показали, что на совещании в штабе Восточного фронта было принято именно решение о контрнаступлении (выделено нами. — Авт.). Поэтому обвинять Троцкого в том, что он был против этого, значит противоречить истине.

Но вернемся в штаб Южной группы армий. В соответствии с решением, принятым на совещании в штабе Восточного фронта, М. В. Фрунзе поставил 10 апреля войскам следующую задачу: «…Удерживая натиск противника с фронта, образовать ударную группу в районе Бузулука под начальством командующего 1-й армией с тем, чтобы, перейдя этой группой в решительное наступление, ударом в левый фланг противника отбросить его к северу».[164] С этой целью Михаил Васильевич приказал командующему 5-й армией «во что бы то ни стало положить предел дальнейшему продвижению противника в направлении на Бугуруслан и вдоль Бугульминской ж. д., прикрыв тракт Бузулук — Бугуруслан — Бугульма». Особое внимание следовало обратить на обеспечение левого фланга 5-й армии, для чего путем перегруппировки образовать резерв в районе Бугульминской железной дороги. Из состава 24-й стрелковой дивизии 1-й армии выделялась одна бригада для включения в состав ударной группы. Командующему Туркестанской армией предписывалось сосредоточить в районе к северу от Бузулука «все наличные части 31-й стрелковой дивизии со 2-й бригадой 3-й кавалерийской дивизии, включенной в состав ударной группы, подчиняемые с получением сего командующему 1-й армией». Туда же направлялась 75-я бригада 25-й стрелковой дивизии (без 224-го стрелкового полка), которой командовал Ф. К. Потапов, же упоминавшийся во второй главе.

В район Оренбург, Илецкий Городок перебрасывалась из Уральска и Бузулука 1-я бригада 3-й кавалерийской дивизии. На 22-ю стрелковую дивизию, Киргизскую конную бригаду и 221-й стрелковый полк возлагалась задача «по прочному обеспечению занятого района Уральской области». Прикрытие района сосредоточения ударной группы должна была осуществить 73-я бригада (командир И. С. Кутяков) 25-й стрелковой дивизии. Бригада к 18 апреля выдвигалась на рубеж Луговое, Безводновка, находившийся в 40–50 верстах к северу от Бузулука.

Одну из бригад (74-ю) 25-й стрелковой дивизии командующий Южной группой армий оставлял в своем резерве. Во главе этой бригады находился эсер Авалов, который вызывал подозрения у Чапаева. Вскоре Авалов перешел на сторону противника. Вместо него в командование бригадой вступил 23-летний И. М. Плясунков.

Итак, по решению командующего Южной группой армий 25-й стрелковой дивизии предстояло действовать на направлении главного удара в предстоящем контрнаступлении. На подготовку к нему отводилось 17 дней, что позволяло тщательно продумать и провести в жизнь все мероприятия, связанные с боевым и материально — техническим обеспечением операции. В. И. Чапаев прибыл в 25-ю стрелковую дивизию 9 апреля и с ходу включился в подготовку к контрнаступлению. Уже через день он подписал приказ о перегруппировке частей дивизии. Мы не будем здесь излагать его дословно, но отметим, что он был тщательно отработан штабом дивизии. В приказе указывались маршруты движения частей, сроки прибытия в установленные районы, вопросы, связанные с организацией разведки, инженерного обеспечения и др.

С целью обезопасить свои тылы Чапаев 13 апреля приказывает: