— А у тебя очень приятный офис.

Ты уселся за стол, чтобы все обдумать, пытаясь во всем разобраться и честно решить, как поступить. Затем мисс Дитрих позвонила напомнить тебе об Эпуотере, и ты пригласил его зайти. Ты хотел под каким-нибудь предлогом зайти к Дику, чтобы услышать, что он скажет, но к тому моменту, как ты закончил с Эпуотером, а потом принял еще двух посетителей и Лаусона с отчетами, Дик уже ушел. Вспомнив, что дома к обеду соберется обычная толпа гостей, и ненавидя эту атмосферу бессмысленного веселья, ты позвонил Эрме и предупредил ее, что не будешь обедать дома, испытав при этом злорадное удовлетворение: теперь ей придется всего за два часа до назначенного времени подыскивать тебе замену.

Пусть хоть иногда удивится, это пойдет ей на пользу. Но оказалось, что тебе не хотелось есть в одиночестве. Ты позвонил Джейн, но они уже обедали где-то в ресторане. Наконец ты потащился в клуб Шварца.

Ты обещал Миллисент быть у нее около девяти; без четверти девять ты отпустил такси и стал подниматься по лестнице. У тебя не было никакого плана; ты барахтался в желе нерешительности. В такси ты твердил себе, что это конец, но с таким же успехом мог повторять алфавит или таблицу умножения. Однако, поднимаясь по лестнице, опять повторял: это будет в последний раз.

Она сидела в голубом кресле под торшером, а на коленях у нее была небольшая картонная коробка, наполненная маленькими блестящими металлическими предметами. Ты в первый раз видел ее в ярком пурпурном дешевом халате, с оторочкой из перьев страуса на вороте и обшлагах. Полы халата, распахиваясь, обнаруживали сморщенные розовые чулки и темно-коричневые шлепанцы. Привыкнув к ее дурному вкусу, ты нашел этот наряд расчетливым и смешным. Неужели она намеревалась поразить и соблазнить тебя? Это было действительно смешно, но ты даже про себя не улыбнулся. Даже не открыв стенной шкаф, как делал обычно, ты положил шляпу и пальто на стул.

— Грейс дала мне коробку с головоломкой, — сказала она, — а у меня ничего не получается. Смотри.

Ты стоял напротив нее, закуривая сигарету:

— Я пришел сюда не играть с головоломкой.

— Все равно она идиотская. — Она опустила крышку и поставила коробку на стол. — Только меня злит, что у меня ничего не выходит. Грейс здорово с ними расправляется. Ты не сядешь?

Ты подтащил стул к дальнему концу стола и уселся. Ты пожалел, что пришел, нужно было сделать все, что угодно, только не приходить. Говорить с ней было бесполезно — всегда казалось, что она или не понимает значения слов, или уже знает все, что ты хочешь сказать, и даже больше.

Эти противоречивые ощущения были до такой степени смешаны, что их невозможно было разделить. Ты молча посмотрел на нее, затем спокойно сказал:

— Почему бы тебе не оставить меня в покое, Мил?

Она встретила твой взгляд молчанием, и ты продолжал:

— То, что ты принимала здесь мужчину, глупо и неприлично, но дело не только в этом. Я все равно собирался уйти. На самом деле мы никогда друг друга не любили.

Полагаю, у тебя на поводке десяток мужчин. Я ничего не имею против, это не мое дело, только хочу сказать, что я тебе тоже не нужен. Мы совершенно разные, нам неуютно и нерадостно вместе, нас ничего не связывает, кроме постели, которая тоже не принесла нам ничего хорошего, это все неестественно. Почему ты не хочешь оставить меня в покое? Если тебе нужны деньги, почему бы тебе так и не сказать, и я… то есть мы можем это обсудить. Думаю, что было бы достаточно оставить тебе все, что здесь есть, и эти пятьсот долларов.

После длительной паузы вот все, что она сказала:

— Мне не нужны деньги.

— В офисе ты сказала, что они тебе нужны. Ты сказала, что тебе нужно на что-то жить.

— Ну, я только хотела запугать тебя. Мне не нужна вся эта мебель и все остальное. Разумеется, я рада, что ты так богат, потому что это делает все намного приятнее.

Ты снова беспомощно воскликнул:

— Тогда чего же ты хочешь?

Она усмехнулась:

Ты такой смешной, Уилл. В первый раз кто-то здесь ночевал, но он сказал, что сегодня Рождество и ему не хочется идти домой, а Грейс уехала к своей тетке в Джерси. Но все равно он так себе. Это был мистер Мартин — помнишь, он продает страховки, я как-то говорила тебе о нем.

— Мне все равно, кто он такой. Он меня не интересует. Я сказал тебе, что это не имеет значения. Не сомневаюсь, что ты лжешь, когда говоришь, что это было в первый раз, — но и это не важно. Ты не ответила на мой вопрос: чего ты хочешь?

Она сразу сказала каким-то совершенно другим тоном:

— Я хочу своего старшего брата.

Вздрогнув, ты в полном недоумении уставился на нее, затем внезапно вспомнил, как она сказала тебе давным-давно, в твоей комнате в колледже: «Мы не целуемся и не говорим друг другу, что любим, мы просто как брат и сестра, за исключением тех случаев, когда развлекаемся. Ты мой старший брат». В то время инфантильная наивность этого заявления вызвала твое раздражение, но ты давно об этом забыл. Очевидно, для нее это было больше чем временная мечта…

— Я не лгу, это правда в первый раз, — говорила она. — Я сразу его выгнала, как только ты ушел. Я сказала ему…

— Господи, да мне наплевать, пусть он никогда бы не уходил! — закричал ты. — Забудь про него! — Ты замолчал, затем хотел насмешливо сказать: «Значит, ты в меня влюблена», но слова не шли у тебя с языка, они казались слишком нелепыми и неуместными. Вместо этого ты сказал: — Значит, я тебе нужен.

Она кивнула:

— А я нужна тебе.

Она сказала это без какого-либо вызова или требования: она просто спокойно констатировала факт.

— Черта с два! — заорал ты и сразу замолчал.

«Я должен держать себя в руках, я становлюсь мальчишкой», — подумал ты. Ты хотел рассмеяться ей в лицо, злорадно и презрительно. Ты нагнулся к ней и, пристально глядя ей в глаза, проговорил более сдержанным тоном:

— Слушай, Мил, будем откровенны. Я больше не могу тебя выносить. Ты невежественна, глупа и ограниченна. Я устал от тебя, устал еще до того, как застал здесь этого типа. Ты сводишь меня с ума. Я дошел до того, что от одного твоего прикосновения у меня по коже бегают мурашки. Говорю тебе, я схожу с ума! Я устал! — Ты пытался сохранять спокойствие, но твой голос постепенно повышался, и в конце ты уже кричал: — Я устал, слышишь! Я устал!

Ты вскочил на ноги и закончил свой крик, стоя перед ней, наклонившись над ней с пылающим лицом и со стиснутыми кулаками.

Она смотрела на тебя серьезным взглядом, не говоря ни слова, и ты снова закричал, ты кричал, что никогда не хотел ее, что ты жалеешь, что познакомился с ней, что она отвратительная, извращенная, дурная, что она почти уничтожила тебя много лет назад, в колледже, еще до того, как стала достаточно взрослой, чтобы знать, что такое мужчина, и что она хочет закончить свое дело, но ей этого не сделать, потому что ты уже погиб. Ты рычал и орал на нее, нервно бегая по комнате, останавливаясь перед ней, затем снова продолжая бегать, вытирая лицо платком, запихивая его в карман и опять выдергивая.