Схватив меня за плечи, Итан буквально оттащил от покойницы.

— Селестина, – чуть простонала я, – я почему-то подумала, что это Селестина.

— На ней ее кровь. Она ранила Селестину оттого, и запах идет посторонний, - подошедший Каил был расстроенным и подавленным. – Такую тварь в доме пригрели.

— Что произошло? – Итан презрительно окинул мертвую женщину и полностью сосредоточился на младшем брате.

— Точно не знаю, – Каил явно подбирал слова. – Известно только, что Селестина застала Гласу в вашей комнате. Она кромсала ножницами твои вещи Ниори. Разразился скандал. Я по лестнице поднимался, когда крики услышал. А потом все стихло и запахло кровью Селестины. Я на инстинктах действовал. Ты уж прости брат. Но как увидел Селестину, опускающуюся на пол с прижатой к груди рукой, и Гласу, стоявшую над ней с перекошенной злобой рожей и ножницами в руках, так и свернул гадюке шею. Знаю, ты не любишь, когда в доме убивают, но не удержался. Надо было по-хорошему, в темницу ее для начала, допросить чего ради она полезла Ниори гадить, а уж потом при народе выпороть за то, что Селестину ранила. Но что уже. Не прибил бы ее я, так придушил бы Обер, он там наверху рвет и мечет.

Вид у Кайла был покаянный, а как по мне, так все правильно он сделал. Нечего было этой твари на Селестину кидаться, ведь убить змеюка могла. И убила бы, что ей не хватало? Жила в доме в сытости и тепле, горя не ведала истинного. Живи и радуйся, семью заводи, деток расти. Нет же, вартесой пожелала стать, власти добиться. Сама виновата в смерти своей.

— Эту за город и сожжешь по-тихому. Ни каких могилок, будто и не было ее. Охране рот прикрой, чтобы не болтали лишнего. А вот, что в нашей спальне ее загубил, вот за это спасибо не скажу. Я после этого спать там с суженой не стану. Пусть приготовят один из домиков, пока поживу там. А ты отчищай мои покои, как хочешь, но чтобы даже намека на энергетику смерти там не осталось. Сдержанней быть надо Каил, не пацан уже.

— А Селестина как? – прервала я его, меня заботило лишь это

— Рана в плечо глубокая, но не опасная. Сай заверил, что и шрама не останется. Надо весь дом перетрясти, чтобы еще, откуда такая тварь, как Гласа, не выползла, – Каил прищурившись, глянул на окна кухни, откуда выглядывали Ольма и Фая.

— Не нужно, – остановила я ход его мыслей – девочки остальные просто чудо. А Гласа на место вартесы в кровати Итана метила, а я весь ее план спутала. Вот она на меня и окрысилась. Тем более что любовницей она Итана была и не появись я, может, и правда вартесой стала бы.

— Не стала бы, – зло высказался Итан, – и я последний раз повторяю, у меня никогда не было постоянной любовницы. Разовые девки не в счет. И хватит об этом.

— Ну, хватит, так хватит - примирительно отозвалась я

Поднявшись по лестнице и оставив Итана внизу разбираться с тем, куда девать Гласу, я приоткрыла дверь в покои Обертона. Странно я думала, что у них все, как и у меня. Оказалось, что нет. Открыв дверь, я попала в небольшую гостиную. Навстречу мне из ванной вышел Сай с небольшим тазиком наполненным водой.

— Уже вернулись, – я покачала головой в знак согласия, – ну и как океан?

— Прекрасен, – улыбнувшись, честно ответила ему.

— Про Селестину слышала,- я вновь кивнула,- пойдем, поднимешь ей настроение, а то она там извелась вся. Знал бы я, что за тварь в доме живет, сам придушил бы.

Братья! На всех одна реакция. Все-таки похожи они очень. Не внешностью, а характером. Сильные и жесткие, даже жестокие.

Селестина лежала на кровати бледная и осунувшаяся. Рядом в ее ногах расположился и гер Обертон злой и нервный. Оба молчали. И вообще в комнате была какая-то гнетущая обстановка.

— А чего все такие хмурые, – зашла я издалека, – это чтобы Селестине боль было легче переносить? Вы ей дополнительные душевные муки устраиваете, чтобы о физической боли забыла? – конечно, так острить, как у Селестины, у меня не получалось, но хоть так. А то, что он сидит с кислой миной, как на панихиде. Нет бы улыбался да ободрял ее.

— А я у него еще и в случившемся виновной осталась,- зло процедила подруга.

— Ну, по-хорошему виноват Итан, он мне обещал где-то недели три назад, что Гласа уедет, а сам не сдержал обещание, – спихнула я все стрелки на своего мужчину, он большой и сильный, ему ничего не будет.

— Вот и я просила убрать ее подальше, когда она мне пакости говорить начала, а они все заладили в два голоса, что Обертон, что Вульфрик, что Гласа их любимая вся из себя расчудесная. Прямо светлая душа, а я, видите ли, ревную. Ты представляешь! Он на ее сторону встал. А теперь я, видите ли, виновата, потому что умалчивала о ее гадостях.

— У меня та же история Селестина, – гаденько пожаловалась я, поглядывая на мужчин, – попросила ее убрать, так столько выслушала об этой светлой женщине. И чем она их всех взяла-то а.

— А не знаю Ниори, – подхватила посыл Селестина, – словно она им всем и разом пастель согревала.

— Хватит! – взревел Обертон.- Мы уже поняли, что виноваты, а теперь довольно.

Э вон оно как его пробрало. А нечего было нас не слушать и за чужую женщину горой становится. Вот убрали бы они вовремя свою Гласу распрекрасную, так и не случилось бы ничего. И сама женщина жива бы осталась. Только вот что-то мне говорило о том, что с такой черной злобой и завистью в сердце, какая лилась из Гласы, так просто бы она не успокоилась и не уехала. Все рано все бы это трагедией обернулось. И возможно небольшой раной в плече Селестина или я бы не отделалась. Так что гневный выпад Обертона на меня ни как не подействовал.

— Да виноваты, – подтвердила я его слова. – Да, вы с Итаном виноваты, потому как поставили ее выше нас с Селестиной. Потому, что ей поверили, а не нам. Потому как мы, по вашему мнению, наговаривали на нее, она у вас правая была, а мы лгали. Вы виноваты и только вы..

Обертон хотел мне что-то ответить, даже рот открыл, а потом как-то разом сдулся и притих.

— А что вы думали, гер Обертон? – продолжила я добивать мужчину. – Что мы сейчас слезно станет тут убиваться по вашей Гласе, после того, как она мне рассказывала про любовные похождения ее и Итана. О том, как она детей моих растить будет, после того, как Итан меня выкинет из дома, использовав как пригодную утробу. Я не представляю какую грязь она на Селестину лила. Она зашла в хозяйскую комнату, принялась резать мою одежду, веря, что ей за это ничего не будет. Что, как только я пожалуюсь, то Итан или любой из вас скажут, что Гласа не могла, потому как она исключительная женщина не реальной доброты, а это я сама все попортила, чтобы ее бедную со свету изжить. И ведь так бы и случилось, ей все сходило с рук.

— Не сошло бы! – гневный голос Итана за спиной оказался для меня неожиданностью

— Я так не думаю, – сдавать позиции даже перед ним я не желала, мало ли их тут в округе несостоявшихся вартес таких.

— А я сказал, что она была бы наказана. И хватит об этом.