Пришельцы из Поднепровья все это прекрасно знали. И связи со своей предыдущей родиной никогда не теряли. Да и как ее можно потерять, как ее можно утратить, или оборвать разом, эту кровную, глубинную, почвенную, духовную, незримую, но прочнейшую связь? И зачем? Это равносильно самоубийству – потому что дух убивает, свет гасит. Кто бы в древности додумался до такого? Кто бы пошел на такое? Уж что-то, а историческая память была и свежа, и жива. И никому тогда и в голову не приходило лишать людей исторической памяти. Наоборот! Ее хранили. Как и прочную память, всю память – обо всем, что с народом связано. Связь с Араттой регулярно поддерживали жрецы. Все было четко, по тем временам, налажено. На путях жрецов немало чего интересного оказывалось. Древнее, одно из наиболее значительных в наших степях, да и вообще, пожалуй, во всех евразийских землях, святилище называется – Рука царицы степей. Теперь называется оно – Каменной Могилой. Находится оно неподалеку от Мелитополя. Когда-то это был остров. А теперь это состоящий из песчаника холм со множеством всяких пустот, пещер. Там, в этих пещерах и гротах, шумерские жрецы – а это те же люди, что и жрецы, правившие Араттой, – делали рисунки и надписи. Эти изображения и письмена достаточно хорошо сохранились.

Холм с пустотами. Подобие пчелиных сотов.

Ведь именно так – пчелиные соты, некое кристаллическое образование – вижу я внутренним зрением свои книги, когда пишу их. Да еще и – слышу их всегда.

Могилами называют на Украине курганы. Их у нас очень много. Мифология их тоже об очень многом говорит. Она такая же, как в Ригведе. Все шумерские царские династии – выходцы, естественно, из наших степных краев.

И в Кривом Роге, прямо там, где я вырос, на Гданцевке, в заречном, за Ингульцом, зеленом и тихом месте, был древний курган, который назывался – Царская Могила. Коли так назывался – значит, и захоронение в нем особое: жреческое, царское. Такие курганы ставили именно у рек. И наше заречье тоже называлось раньше именно так, как и сам курган. Потом стало называться Тихим Притулком (от слова – притулиться, прислониться), что перевести можно с натяжкой, как Тихий Приют, – ну, место, где можно притулиться наконец – и есть ведь к чему притулиться: к природе, к тишине, к покою, к воле, к людям, – а уже гораздо позже стало называться Гданцевкой. Как всегда это бывает: разные исторические времена – разные названия. А место – одно и то же, давным-давно обжитое. Хоть я говорил уже об этом выше, не лишним будет напомнить об этом же еще раз. Там, где я вырос, жива память об ушедших когда-то на юг и на восток одноплеменниках.

Вот почему наши курганы таят в себе, в числе прочих, шумерские письмена и рисунки. Специалисты уже читали эти надписи. Им есть о чем поразмыслить. Хотя бы о прямой связи русской и шумерской мифологии.

Да и везде она прослеживается, эта связь, и не только к шумерам тянется эта незримая, духовная нить. Откуда же ей еще тянуться, если не с территории нынешней Украины – исконной, древнейшей Руси, почвы духа и света, основы основ, из колыбели общей нашей? А рисунки – ну, они куда более доходчивы. Изображены, например, мифы о шумерском боге Энлиле – нашем древнем русском Леле. И так далее, как любил говорить Хлебников. В украинском языке – куда более близком к тому, древнерусскому, да и прарусскому, на основе которого был при переселении в Индию, из наших же мест, – а по пути к выходцам с Украины присоединились еще и жители Поволжья, и обитатели Южного Урала, – создан Рамой санскрит, – в украинском, повторяю и подчеркиваю, языке сохранились многие слова, из тех, что были разнесены в разные стороны света уходящими на новые земли частями единого многоплеменного народа. В том числе и шумерские слова. Кстати, и само слово курган – это шумерское кур-ан, кур-галь, – это и само по себе понятно, по корню, по звучанию слова, да и учеными доказано. И означало это – у шумеров – Гора Неба. Но это – к слову. Чтобы не было у нынешних, живущих на стыке двух столетий и двух тысячелетий, людей, общих наших с вами современников, – затмения памяти.

А теперь – еще о севере. О понятии севера – прежде, когда не было таких быстрых, как теперь, средств передвижения по земле, по воде и по воздуху. О восприятии севера – как ужасно далекого, сумеречного, холодного, может и достижимого, но уж точно – с немалыми трудами и хлопотами, загадочного края.

Между прочим, этот же самый север, казавшиеся древним грекам невероятно отдаленными от их земли, мрачными, холодными краями, какой-то полулегендарной, туманной, таинственной страной, – то есть наши края, те, где я вырос, наши причерноморские и приднепровские степи, наша Ариана, Аратта, Скифия, и так далее, – названий у родной моей земли много было, – родина Аполлона. Аполло. Русского – Купалы. Подтверди, Алкей!

Но вернемся к одному лишь, конкретному случаю, о котором я хочу, опять-таки – к слову, сказать.

Вот, например, сравнительно еще недавнее представление о севере – у пушкинских героев, испанцев.

Следует сразу же особо отметить, что уж кто-кто, а наш Александр Сергеевич Пушкин, дальний предок которого носил имя Радша, или Рача, образованное, быть может, от слова рада, по-украински – совет, отсюда и радити, советовать, а может – от слова радеть, радеть о чем-то, и был он – радетель, об отчизне своей, или еще о чем-нибудь крайне дорогом для него, был – рачитель, и это имя – из древнего речевого арсенала, и есть в этом слове и Ра, древнее название Волги, а в Египте – бога, и рать, и радость, и этот Рача, Раджа – советовал всем нам радеть о родной своей речи, – так вот, наш, повторяю, Александр Сергеевич – умел входить в образ.

Север – что он такое для испанцев!

Противопоставление их, такого привычного, с детства знакомого ощущения, восприятия своей земли, своей, в местах их обитания, родной для них, природы – какой-то неведомой, отчасти манящей все же пугающей, потому что непонятной, совершенно им неизвестной земле, природе, среде.

Хотя, опять-таки, географически, по расстоянию, это ну так близко, так достижимо, что сейчас и говорить-то о таком всерьез просто смешно.

Пушкинским же героям было вовсе не до смеха. И не до шуток.

Вот чем был для них – север.

Пушкин. «Каменный гость». Из второй сцены.

«Лаура.

…Приди – открой балкон. Как небо тихо; недвижим теплый воздух, ночь лимоном и лавром пахнет, яркая луна блестит на синеве густой и темной – и сторожа кричат протяжно: „Ясно!..“ А далеко на севере – в Париже – быть может, небо тучами покрыто, холодный дождь идет и ветер дует. – А нам какое дело?..»

Вот вам и отношение к северу.

Как говорится, без комментариев.

Солнечное затмение – прежде всего природное явление. Так говорят нам ученые. Так скажет любой школьник. Даже теперешний, из нашего междувременья, когда никому уже непонятно, какие, собственно, знания получают учащиеся в школах. Да и знания ли это? Или набор информационных клочков?

Об этом природном явлении увлекательно рассказывал – так передали мне его прилежные слушатели – один приезжий астроном, старый коктебелец. Недавно рассказывал. Прямо во дворе Дома Волошина. Там сотрудники музея периодически устраивают всякие вечера, концерты, выступления бардов, поэтов, разных интересных людей. По привычке это называется мероприятиями. Но я не пошел на популярную лекцию известного астронома.