Всплеск адреналина, который почувствовала Лекси, прорываясь по дорожке, испарился так же быстро, как появился. Она больше не чувствовала себя готовой к конфликту, она была сломлена. Было ощущение, будто ее кто-то колотил в грудь. У нее тряслись колени, когда она заставила себя встать. Она поспешила к машине, прерывисто дыша. Прорвалась сквозь облако мошек, висящее в воздухе. Нет, нет, нет. Фред ошибся. Он должен ошибаться. Джейк и Дженнифер? Она бы знала такое о своем муже. Она бы узнала. Изменщиков всегда в конце концов накрывают, не так ли? Мысль была абсурдной, потому что как только она сформировалась у нее в голове, она одновременно поняла, что именно это и случилось в тот момент. Она узнала. Ее тошнило. Она хотела кричать. Рвать на себе волосы. Лечь на дорогу. Она плюхнулась на водительское сиденье и поборола желание биться головой о руль, снова и снова, пока не добилась бы какой-то ясности. Она не стала. Вместо этого она медленно повернула ключ зажигания и уехала.

29

Эмили

Суббота, 25-е мая

Я одета в пижамные шорты, купленные в Jack Wills, когда мне было лет двенадцать. Тогда мама выбирала почти все мои вещи и покупала все большое и удобное. Теперь они меня облегают, как вторая кожа, но мне все равно нравится их носить, хотя они потрепанные и выцветшие. Я жалею, что мама постирала толстовку Ридли. Он оставил ее у меня дома как раз перед тем, как мы расстались, потому что он играл в мяч в саду с Логаном, и они использовали свои толстовки вместо ворот. Он пошел домой в футболке, совсем забыв о грязной толстовке. Мама бросила ее в стирку вместе с моими вещами, но теперь я жалею, что не остановила ее, потому что скучаю по его запаху. Я все равно в ней сплю. Но теперь она пахнет не им, а мной. Потом от беспокойных ночей, когда сон от меня ускользает. Хотя мой запах кажется мне странно незнакомым. Я это придумываю, или дело в каком-то странном новом гормоне?

Вот дерьмо.

Полное дерьмо.

Полнейшее чертово дерьмо. Как это может происходить?

Я не могу спать ни ночью, ни днем. Отчасти я этому рада. Если могла бы, мне бы приходилось просыпаться и вспоминать реальность заново. Мою реальность.

Выигрыш – урааааааааа!

Ребенок – твою мать!

Я не могу родить ребенка. Я сама ребенок. Я это знаю. Не просто потому, что мама назвает меня своей малышкой, но потому, что так и есть. Но как мне это остановить? Ну, то есть я знаю про аборты и все такое. Я не полнейшая идиотка. Но как мне пойти к врачу и рассказать, что случилось?

Я полнейшая идиотка.

Понесет ли он уголовную ответственность? Технически, секс с несовершеннолетними – это уже не просто секс, не так ли? Это педофилия. Это серьезно. Я не хочу, чтобы Ридли попал в тюрьму, но, с другой стороны, тогда он не сможет делать с другими то же, что со мной. Но даже так – нет. Я не хочу, чтобы он попал в тюрьму.

О господи! О господи! Я просто хочу от этого избавиться. Я не могу сейчас об этом думать. Я не буду. Просто не буду.

Я встаю, стаскиваю пижаму и надеваю свой костюм. Я оглядываю себя в зеркале в полный рост. В нашем старом доме мне приходилось вставать на кровать, чтобы осмотреть свой наряд, потому что мое зеркало висело на уровне головы и было не слишком большим. Теперь у меня есть настоящая гардеробная с двумя зеркалами в полный рост друг напротив друга, поэтому в них бесконечное количество моих отражений, удаляющихся, становящихся все меньше, пока я не исчезаю совсем. У меня крутой костюм. Я провела вечность на Amazon, пытаясь собрать наряд Зендаи. Я хотела найти классный вариант, а не какое-то дешевое синтетическое дерьмо, в котором я была бы в серьезной опасности загореться, если слишком близко подошла бы к горячей лампе. В итоге Сара заказала для меня точную копию. Она такая восхитительная! Крохотный шелковистый топ и вельветовые шорты. Мне это подходит и выглядит мило, придавая мне вид соседской девчонки. Сара думала, что я могу пожалеть о выборе слишком незаметного наряда, поэтому она также заказала точную реплику фиолетового концертного костюма Зендаи. Он настолько гламурнее и сексуальнее! Вырез до талии, золотые сапожки, даже розовый парик. Я снимаю милый наряд и натягиваю фиолетовый. Я застегиваю ботинки, выпрямляюсь. Осторожно надеваю парик. Снова оглядываю свое отражение. Я преобразилась. Такое облегчение стать кем-то другим. Маме ужасно не понравится. Это потрясно! Я провожу руками по своему все еще плоскому животу. Не знаю, когда он начнет расти, но я рада, что это не сегодня. Сегодня я должна быть сексуальной, милой, идеальной. Что подразумевает под собой плоский живот.

Вечернее солнце заливает мою новую ультракрутую спальню. Мне нужно лишь щелкнуть переключателем, и электронные жалюзи закроются, но я этого не делаю. Мне нравится, как тепло и свет падают в комнату, на мое тело, липкое и разгоряченное. Я провожу руками по бедрам, по ягодицам, по талии, вспоминая невыразимое удовольствие, которое мы дарили друг другу. Я никогда такого не чувствовала до Ридли. Я не знала, что люди могли вызывать друг у друга такие ощущения. Что, если я никогда такого больше не почувствую? Что, если ничье прикосновение не сможет так меня оживить? Я узнала все о теле Ридли, прежде чем мы начали заниматься сексом. Или так мне казалось. В детстве мы с ним вместе купались в пенных ваннах и детских бассейнах. Это прекратилось, когда мы пошли в школу, но мы все равно постоянно бывали друг у друга в домах, палатках, садах, кухнях, жизнях. Поэтому я знала, что у него на веках были крохотные голубые венки, которые видно только когда он спит. Знала, что у него есть шрам от ветрянки на челюсти (справа) и родимое пятно на бедре, похожее на лужицу растопленного шоколада. Я знала, что у него росла дорожка волос вниз от пупка и два пучка темных волос под мышками. Я не знала, на что способно это тело.

А теперь знаю, поэтому я никогда не буду прежней. Мы никогда не будем прежними. Быть друзьями недостаточно. Внезапно мне не нравится жар, солнечный свет и вообще ничего. Я не могу пойти на вечеринку. Мое тело свинцовое, отягощенное воспоминаниями и последствиями. Мой папа постоянно повторяет, что жизнь прекрасна, все теперь