Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы вернулись в коридор и подошли к третьей двери. Без особого вдохновения. Складывалось такое впечатление, что в этом подвале мы ничего не найдем. Только время потратим. Нам следовало бы оставаться наверху. Я попробовал дверь.
Она не дрогнула. Мы вдвоем навалились на нее всей тяжестью. Ничего.
— Подожди.
Пат подошел к куче дров в глубине подвала и вернулся с топором. Размахнувшись, ударил по двери, отщепив кусок дерева. В образовавшемся отверстии серебристо заискрился металл. Дверь либо окована с той стороны железом, либо вообще стальная.
Пат опустил топор и оперся на топорище.
— Теперь твоя очередь.
Я не нашел ничего более подходящего, как предложить:
— Я останусь тут, а ты лезь наверх и посмотри, не появился ли кто из твоей братии. Мы учинили здесь такой бедлам, что кто-нибудь мог дать знать в управление. Проверь, нельзя ли как-нибудь иначе проникнуть в это помещение… может, через окно… или найди кого-нибудь нам в помощь, чтобы мы могли взломать дверь.
Пат направился к лестнице.
Задержал его какой-то звук… скрип отодвигаемого засова с другой стороны двери.
Одним прыжком Пат оказался в одной из ниш, а я в другой.
Дверь начала медленно открываться. Слишком медленно.
Ударом ноги я распахнул ее настежь. И мы ворвались в комнату.
Пат задел плечом какую-то женщину. Я успел подхватить ее, не дав упасть.
Пат отобрал у нее пистолет. Я поставил ее на ноги.
Лицо ее было белым, как бумага. Перед нами стояла Мира Бэнброк, но без следов той мужественности, о которой свидетельствовали фотографии и описания.
Я поддержал ее одной рукой, которой также блокировал ее руку, и осмотрелся.
Мы стояли в маленькой комнате с металлическими стенами, окрашенными под бронзу. На полу лежал смешной мертвый человечек.
Человечек в странном наряде из черного шелка и бархата. Черные бархатные куртка и штаны, черные шелковые чулки и шапочка, черные лакированные туфли. Лицо старое, с мелкими чертами, с выступающими костями, но гладкое как камень, без единой морщинки.
В его блузе, застегнутой под самую шею, виднелась дыра. Из нее лениво текла кровь. Вид пола свидетельствовал, что еще недавно кровь лилась куда сильнее.
В углу стоял открытый сейф. На полу валялись бумаги, как если бы кто-то наклонил сейф, чтобы они из него высыпались.
Девушка шевельнулась в моем захвате.
— Вы его убили? — спросил я.
— Да, — ответила она так тихо, что стоящий в метре от нее ничего не услышал бы.
— Почему?
Усталым движением головы она отбросила короткие каштановые волосы с глаз.
— Не все ли равно? — спросила она. — Убила.
— Не все равно. — Я отпустил девушку и подошел к двери, чтобы закрыть ее. Люди обычно говорят свободнее в помещении с закрытыми дверями. — Я работаю на вашего отца. Мистер Редди является полицейским детективом. Ни один из нас, разумеется, не может нарушить закон, но если вы расскажете нам, в чем дело, возможно, мы как-нибудь поможем вам.
— Вы работаете на отца? — переспросила она.
— Да. Он пригласил меня, чтобы я вас нашел, когда вы с сестрой исчезли. Мы нашли вашу сестру и… Ее лицо, глаза и голос внезапно оживились.
— Я не убивала Рут! — выкрикнула она. — Газеты лгали! Я ее не убивала, даже не знала, что у нее есть револьвер. Не знала! Мы уехали, чтобы скрыться от… все равно! Остановились в лесу, чтобы сжечь те… ну, кое-какие вещи. И тогда только я узнала, что у нее есть револьвер. Мы с ней раньше разговаривали о самоубийстве, но я переубедила ее… думала, что переубедила… чтобы она этого не делала. Я попыталась забрать револьвер, но не сумела. Она застрелилась, когда я старалась его отобрать. Я хотела ее удержать! Я не убивала ее!
Это уже было что-то.
— А потом? — Я хотел, чтобы она продолжила.
— А потом я поехала в Сакраменто, оставила там автомобиль и вернулась в Сан- Франциско. Рут говорила, что написала письмо Раймонду Элвуду… Рассказала мне до того, как я стала отговаривать ее от самоубийства… в прошлый раз. Я пыталась забрать письмо у Раймонда. Написала ему, что убью себя. Я хотела забрать письмо, а он сказал, что отдал его Гадору. Вот я и пришла сюда. Только нашла письмо, как наверху поднялся страшный шум. Потом вошел Гадор и застал меня… Он запер дверь на засов. И… я застрелила его из револьвера, который нашла в сейфе. Я убила Гадора, прежде — чем он успел что-нибудь сказать. Пришлось так сделать, потому, что иначе я не могла.
— Вы убили его, хотя он не угрожал вам и не нападал на вас? — спросил Пат.
— Да. Я боялась его, боялась позволить ему говорить. Я ненавидела его. Ничего не поделаешь. Должно было так случиться. Если бы он начал говорить, я не смогла бы выстрелить. Он… не позволил бы.
— Кем он был, этот Гадор? — спросил я.
Ее взгляд скользнул в сторону, на стену, на потолок и остановился на маленьком, смешном человечке на полу.
— Он был… — она откашлялась и начала снова, неотрывно глядя на пол у себя под ногами. — В первый раз привел нас сюда Раймонд Элвуд. Нам это казалось забавным. Гадор — дьявол во плоти. Он умеет уговорить человека на все. Мы верили. Он говорил, а люди верили. Быть может, под воздействием наркотиков. Нам всегда давали пить такое теплое голубоватое вино. Должно быть, с наркотиком. Мы не могли бы делать все это, если бы не наркотик. Никто бы не смог… Гадор называл себя жрецом… жрецом богини Алзоа. Учил освобождать дух от уз тела через…
Ее голос сломался. Она задрожала.
— Ужасно! Ужасно! — заговорила Мира через минуту в тишине, которую мы с Патом хранили для девушки. — Но мы все ему верили. В том-то и дело. Или, может… не знаю… может, притворялись, что верим, потому что потеряли рассудок… и принимали наркотики. Мы постоянно приходили сюда, неделями, месяцами, до тех пор, пока отвращение не стало непреодолимым. Мы перестали приходить, Рут, я… и Ирма. И тогда убедились, кем он был. Он требовал денег… еще больше денег, чем мы платили, когда верили… или притворялись, что верим… в его культ. Мы не могли дать ему столько денег, сколько он требовал. Я сказала, что не дам. Тогда он прислал нам фотографии… наши фотографии… сделанные во время нашего… наших визитов сюда. Фотографии не требовали объяснений, фотографии подлинные! Мы знали, что они подлинные! Что нам оставалось делать? Он сказал, что пошлет снимки нашему отцу, всем нашим друзьям и знакомым… если мы не заплатим.