– Просто вы самая красивая женщина в Суррее, да вот только живете в замке на холме и держитесь особняком.

– Американцы… – покачала головой я. – Ждете, что все англичанки будут денно и нощно строить вам глазки.

– Лично я ничего не жду.

– Понимаете, я вдова. – Мне захотелось как-то оправдаться. – Потеряла своего мужа во время бомбежки, в Лондонский блиц. Конечно, держусь особняком. Я все еще оплакиваю его.

Это было откровенной ложью. Я тосковала по совершенно другому мужчине. Единственному, кого когда-либо любила. Единственному, кого хотела.

– Соболезную. – Пристальный взгляд Джека блуждал по моему лицу, пока не остановился на глазах.

Внезапно я почувствовала себя абсолютно беззащитной – и это ощущение мне не понравилось. Я не хотела, чтобы этот человек – или кто-либо другой – узнал, кто я и что занимает мои мысли. Людвиг был тайной – моей тайной.

– Мне пора. – Выскользнув из большого пиджака, я протянула его американцу. – Было приятно с вами поболтать.

Но едва я направилась в сторону столовой, как он снова окликнул меня.

– Подождите, Вивиан. Простите. Похоже, я все испортил. Не уходите. Не подарите ли мне танец?

Я остановилась и снова повернулась к нему:

– Танец? Здесь?

– Да. Я не смогу дослушать концерт до конца – мне через час вылетать. – Он подал мне руку. – Всего минуту? Пока играет эта песня?

Я прислушалась к едва различимому вдали от столовой пению граммофона. Это была Билли Холидей – God Bless the Child.

Я неспешно приблизилась к лейтенанту:

– Полетите через Ла-Манш?

– Вообще-то я не имею права разглашать эту информацию.

– Конечно, вы правы. – Я уставилась себе под ноги, в траву. Вероятно, ему предстояло лететь на вражескую территорию – а их самолет могли сбить еще до восхода солнца. Отказать ему в танце, который мог стать для него последним, казалось мне не очень патриотичным. К тому же песня почти закончилась – оставалась всего пара куплетов, – поэтому я взяла себя в руки и неуверенно шагнула вперед.

Его большая ладонь сомкнулась вокруг моей, другой рукой он обхватил меня за талию. Казалось, до этого я в последний раз танцевала целую вечность назад. Мое дыхание участилось. Наши лица были так близко, что я чувствовала запах его пены для бритья.

Какое-то время мы кружились в тишине – только прохладный ветерок шелестел в траве и развевал над нашими головами американский флаг.

Это молчание вдруг стало меня тяготить. Я слегка отстранилась:

– Могу я спросить, почему американец носит форму королевских войск?

– Конечно. Я приехал сюда еще летом сорокового – до того, как США вступили в войну.

– Почему?

– Потому что мне не нравилось то, что я видел… то, что творил Гитлер. Я не мог сидеть сложа руки и наблюдать. Решил, что должен что-то сделать.

– Что ж. Похвально. Спасибо вам.

Казалось, песня пролетела секунд за десять. Мы разошлись. Из танцевального зала донесся приглушенный свист: обернувшись, я поняла, что это был лидер группы – он активно махал мне, стоя в дверях.

– Вам пора, – заметил Джек.

– Да.

– Спасибо за танец.

– Не за что. Осторожнее там – наверху.

– Я всегда осторожен, – ответил он, провожая меня взглядом.

У двери я оглянулась – он все еще стоял на поляне и, запрокинув голову, смотрел на луну.

Я мысленно помолилась за него: «Вернись целым и невредимым, Джек Купер. Удачи тебе – и всем остальным летчикам, которые поднимутся в небо сегодня вечером». Обычно мои молитвы оставались без ответа. Я не была уверена, что они вообще приносят пользу. Но продолжала молиться – снова и снова. Потому что я не привыкла сдаваться. Мы должны были поддерживать наших парней – всеми доступными нам способами.

Домой я возвращалась в темноте. Ехать было недалеко – не больше пары километров, – но, заслышав свист и улюлюканье пьяных американских солдат из проносившихся мимо армейских джипов, я всерьез забеспокоилась о собственной безопасности. Я выдохнула, только когда добралась до Гранчестер-холла и, оставив велосипед у входа, вошла внутрь.

Звук моих шагов эхом отразился от высокого, украшенного фресками потолка вестибюля. В то же мгновение распахнулась библиотечная дверь, из-за которой показалась непривычно взволнованная Кэтрин.

– Вивиан, наконец-то ты вернулась! Я так рада. У нас замечательные новости – мы как раз празднуем. – Она поманила меня рукой. Было очевидно, что этим вечером она крепко налегла на бренди. – Пошли, пошли.

Я последовала за ней в библиотеку. В камине потрескивал огонь, Джордж сидел на зеленом диване, поглощенный беседой с двумя не знакомыми мне людьми – мужчиной и женщиной.

Кэтрин чуть ли не силой протащила меня по мягкому ковру.

– Смотри, кто к нам пожаловал, – радостно объявила она.

Я уставилась на молодую пару. Вивиан наверняка знала их, но я видела их впервые. Интересно, а они меня знали? Мужчина встал, и в свете огня я разглядела его лицо, знакомое мне по множеству фотографий, хранившихся в особняке.

– Генри?

– Вивиан! – воскликнул он, подходя ближе. – Как я рад нашей новой встрече. – Он галантно поцеловал мою руку. – От тебя по-прежнему невозможно оторвать глаз! Давно не виделись.

– И не говори, – улыбнулась я, не представляя, сколько времени прошло с их с Вивиан последней встречи. – Добро пожаловать домой.

Он повернулся к сидящей на диване женщине:

– Клара, позволь представить тебе жену Теодора, Вивиан. Вивиан, познакомься с моей женой, леди Стэнфорд.

– Женой? – Я покосилась на Кэтрин. – Я не знала, что ты женился, Генри. Поздравляю.

– Ну разве не чудесно? – вскинула брови Кэтрин. – Генри приехал в Лондон на побывку – а они взяли и поженились. Могли бы, конечно, и рассказать нам. Мы бы хоть в свадьбе поучаствовали. Засвидетельствовали бы бракосочетание, в конце концов. Как тебе не стыдно, Генри? – игриво добавила она.

– Поэтому я и не стал ни о чем распространяться, – сухо ответил он. – Я вернулся всего на неделю. Мы не хотели всей этой свадебной суеты.

– Я однажды слышала, как ты поешь, Вивиан, – вмешалась в разговор Клара. – В Лондоне. В одном из клубов.

– В «Кафе де Пари» на Пикадилли, – уточнил Генри.

Джордж недовольно кашлянул – ему, как и Кэтрин, не нравилось вспоминать, что их невестка когда-то пела в клубах. Он предпочитал хранить этот скелет в самом отдаленном шкафу.

– Как раз накануне вашей с Теодором помолвки, – лукаво добавила Клара и, не сводя с меня внимательных глаз, отпила из своего бокала. Она смотрела на меня так, будто ждала моей ошибки.

Что, если они все знали?

Нет, невозможно! Этого не знал никто.

К счастью, Кэтрин поспешила сменить