коммунистам, конечно, была у значительного большинства населения, но страх, страх, непередаваемый никакими словами, приводил даже, казалось, и сильных духом людей к малодушию. Многие при допросах отрекались даже от веры въБога. Мне приходилось не раз слышать, как несчастные оправдывались тем, что они отрекались только на словах и бумаге, ав душе они веруют. Спаситель сказал: «Кто отречется от Меня перед людьми, от того и Я отрекусь перед Отцем Моим». Тому, кто испытал и видел кошмарные ужасы в советской России, невозможно осудить таких людей. Не всякий имеет силу принять мученичество, и, конечно, тогда человек кается и уповает на Милосердие Божие в прощении, но, чтоб спасти себя от преследования, посещает лживые богослужения в церквах, духовенство которых само неверить в существующую там благодать, иначе немогло бы быть допуЩено самое страшное кощунствов Таинстве Причащения. Священникам вменено в обязанность иметь всегда две лжицы: одну для здоровых, другую для больных во избежании заразы. За эти годы ничего особенного со мной не произошло, о чем можно бы написать, кроме картины свободных выборов. За месяц на всех домах, улицах, магазинах, столбах, киосках и т. д. расклеивались плакаты, где большими буквами значилось: «Голосуйте за Сталина». Горе мое в потере детей было слишком велико, и сама смерть не была так страшна, как когда они были со мной. Я решила, что не пойду. Хозяева моей комнатки умоляли пойти, т. к. они отвечали бы арестом за то, что сдавали комнату контрреволюционерке и не донесли. Я всю ночь не могла заснуть накануне выборов от внутреннего разлада. Я знала мнение высокодуховных лиц, что это есть насильственное принуждение властей, которому приходится подчиняться, как и многому другому, и они подчинялись. Никакое рабство в мире не сравнить с большевистским рабством. Ночь была сильно морозная и бушевала безпросветная метель. Еще было совсем темно, когда в мое окошко резко застучали со словами «отворите». Я еще не вставала, и отворила хозяйка. Без дальных слов ко мне вошло двое комсомольцев и комсомолка. Велели мне при себе одеться и повели. на улицу, где стояли сани. Посадили и привезли в здание выборов. За большим столом, украшенным лавровыми деревьями и по средине двумя бюстами Ленина и Сталина, сидело несколько коммунистов со списками по буквам ибыло несколько урн. Меня отметили на листе и дали конверт со вложенной бумагой и сказали: «Заклейте и бросьте в указанную урну». Конверты подали в последовательном порядке. Если кто-нибудь интересовался содержанием бумажки, то мог пройти в кабинку и там за тонкой занавеской вырисовывался силуэт спрятанного агента. Это истинная правда!

Люди, не пришедшие или написавшие другое имя, иногда непосредственно, а иногда через короткий срок арестовывались.

Кончая свои воспоминания, могу дать еще некоторые интересные данные о личности Сталина и возмутительных фактах. Недвижимая собственность, прекрасные здания во всех городах России, отнималась у владелыдев и поступала в дар за заслуги перед властью в собственность коммунистам. Приведу один факт и его довольно. В Москве на Воздвиженке был дом богатейших купцов Морозовых. Это был роскошный дворец. Его получил в награду за заслуги Горький. На воротах сняли вывеску Морозова и вывесили Горького. Во всех газетах, начиная с «Правды», было объявлено об этом подарке Сталина.

На второй остановке от Москвы по Смоленской ж. д. станция «Кунцево», в нескольких верстах от нее, по щучьему велению и по хотению антихристовых слугь, возводились колоссальных стоимостей дворцы, летния увеселительные резиденции Сталина, Ворошилова, Буденного и т. д. К этим дворцам шло шоссе, на которое никто не имел права вступить. На всем протяжении (верст 25) стояла полиция ГПУ. Устраивались оргии и балы, где, во время общего резкого недоедания усыпанные бриллиантами и драгоценнейшими камнями, упиваясь шампанским, дорогими винами и самыми изысканными закусками, ужинами и фруктами, подвизались советские женщины.

Когда Сталин выезжал около 6-7-ми часов из Кремля, то на всем протяжении его проезда останавливалось движение. Массы полицейских заставляли всех сворачивать в другия улицы, Сталин мчался с быстротой молнии по пустой Арбатской улице и дальше. Спереди ехал автомобиль, где из страха перед покушением предусмотрительно ехал загримированный Сталиным, а на втором автомобиле—он, или в рыжем парике, или с белой большой бородой и усами.

Все это знали, но и шепотом боялись об этом говорить. Придет и на него суд, как на царя Антиоха из книги «Маккавеев» в Библии. Мы, многие приехавшие в последние годы, удивляемся, что заграницей почти никто не знает правды о смерти Ленина и его мумии по смерти. Он разложился при жизни. Это было что-то ужасное, явная кара Божия. Когда его с большими трудностями все же набальзамировали и положили в мавзолее на Красной Площади, то он провалился вместе с гробом и исчез. Мавзолей был выстроен над канализацией Кремля, куда он и провалился в нечистоты, и его нашли за много сажень от него. Теперь лежит восковая фигура, почему все желающие побывать в мавзолее, как последователи, так и любопытные должны проходить быстрым шагом, не смея приостановиться. Инженеров, строивших мавзолей, судили (негласно) и всех расстреляли, обвинив в умышленном преступлении. Факт исторический.

В конце 1940 г. и начале 1941 г. стали ходить упорные слухи о войне с Германией. Со дня вступления немецких войск через границу в Москву въезд запретили исключительно всем, кроме партийных и ГПУ. Я пыталась просить права на приезд к сестре, но мне его не дали. Я осталась в Можайске. Описывать военные события—не моя цель, скажу только истину о том, что по распоряжению Сталина при приближении наступления города поджигались бегающими в безумной панике комсомольцами, с керосиновыми бидонами в руках. Никаких немцев еще не было, когда бушевало пламя огня со всех сторон. За два дня до прихода немцев в Бородино сожжен был, или, вернее, изуродован вконец, т. к. не весь рухнул, исторический Можайский собор. Когда немцы заняли Бородино, то было приказано уходить в тыл. Я стояла в раздумьи на крыльце дома. По городу масса арестов и всех, кого подозревали в сочувствии немцам, тут же, отведя немного на окраину города, расстреливали. Красная армия отступала в панике. Пробегая мимо меня, остановился на мгновение незнакомый мне человек и быстро сказал: «Гражданка Урусова, если имете возможность, то немедленно скройтесь. Вы в списке приговоренных, и вас сейчас арестуют». Стоявшая со мной соседка сказала мне: «Знаете ли кто это? Это ГПУ, я его лично знаю».

Я взяла узелочек и быстро через сады и огороды ушла за город в деревню, лежащую на окраине, где меня приютила семья знакомого мне крестьянина. Сутки провели в вырытой, покрытой досками и