Вообще к 1929–1930 годам ругать Маяковского, критически, скептически, иронически высказываться о нем – стало своеобразным шиком в литературной и окололитературной среде! Неким элементом соревнования в изощренности среди критиков.

Некоторые факты литературной жизни тех дней в свое время значились даже в школьных учебниках литературы, но нынче, наверное, многими забыты. Скажем, драматический день 1 февраля 1930 года, когда в клубе писателей открылась выставка «20 лет работы Маяковского», на открытие которой не пришли особенно близкие вроде бы его друзья по литературной группировке «Реф-Леф». Правда, пришло много молодежи. А 6 февраля Маяковский вступил в наиболее массовую в то время писательскую организацию – РАПП. «В осуществление лозунга консолидации всех сил пролетарской литературы», – так написал он в своем заявлении. Поэту надоела писательская перебранка, он считал абсолютно ненужной внутрилитературную возню, взаимные уколы, споры, кто «самее», кто по-настоящему «пролетарский» писатель, а кто только «попутчик» и т. п. И опять же заявили о себе «друзья» по прежней литературной группировке – «Левому фронту» (Леф), которых поэт ввел в литературу, пестовал, направлял, – они назвали этот шаг Маяковского «предательством».

Я уж не говорю о том, что сама процедура приема оказалась по-человечески неприятной для Маяковского – из-за высокомерного, снисходительного поведения литературных чинов РАППа – Российской ассоциации пролетарских писателей. Хотя поступок этот получил широкий резонанс, литературная общественность призывала и других писателей последовать примеру Маяковского – объединяться литераторам различных групп и фракций. Но вот уже через два дня после этого события, 8 февраля, на «Литературной странице» газеты «Комсомольская правда» (газеты, «постоянным корреспондентом» которой числил себя и Маяковский!) появилось стихотворение Семена Кирсанова «Цена руки». Имя Маяковского здесь прямо не называлось, но любому читателю, интересовавшемуся текущей советской литературой, при чтении этого стихотворения, написанного, кстати, традиционной «маяковской» лесенкой, сразу было ясно, кто же это для неистового «лефовца» С.Кирсанова стал «вчерашним другом», о котором он заявлял теперь повторяющимся рефреном: «Я руки такому не подам!»

В.К. А 16 марта – премьера «Бани» в Москве, и это повод к очередной серии разгромных, уничтожающих, а подчас и издевательских «антимаяковских» статей…

В.Д. Да, таких фактов «внешнего» фронта было много. Можно даже сказать, что они нарастали как снежный ком. И все же, повторюсь, Маяковский был боец. Он бы это выдержал. Но нужен был тыл, который бы обеспечивал фронт необходимой поддержкой, вдохновлял бойца, подпитывал новыми силами.

А вот этого-то и не было. Было прямо противоположное – второй фронт. Была рабочая «комнатенка-лодочка», его жилище в коммунальной квартире в Лубянском проезде. Была и вторая квартира – в Гендриковском переулке, полученная Маяковским, но где жили его так называемые ближайшие друзья – Брики. Приходя сюда, он всегда получал очередную порцию нравоучений, указаний, упреков, требований, просьб, претензий. У него не было никакой возможности отдохнуть! Особенно – отдохнуть душой. Двадцать четыре часа в постоянном напряжении! И так – изо дня в день. Из месяца в месяц. Представляется, что накопившаяся у него простая человеческая усталость была чудовищной. Говорят, Маяковский постоянно работал. Везде – в дороге, при ходьбе, за игрой в карты… Мол, Маяковский не умел отдыхать. Нет, он не имел возможности! Вот так и произошел этот трагический, как выразился Виктор Шкловский, «несчастный случай на производстве».

В.К. Известно, что упомянутые вами «ближайшие друзья» Маяковского в этот период находились за границей. Значит, вроде бы непосредственно, активно влиять на настроение поэта хотя бы в этот период не могли…

В.Д. Да. Во второй половине февраля Лиля Юрьевна и Осип Максимович Брики выехали в заграничную поездку повидать мать Л.Ю., жившую в то время в Лондоне, и ее же сестру Эльзу, обитавшую в Париже.

Но обратим внимание на такой факт. После премьеры (неудачной!) «Бани» 16 марта Маяковский пригласил к себе нескольких друзей, товарищей, знакомых отметить событие – премьера все же. Среди них – зав. литературной частью МХАТа П.Марков. Он (человек, вообще-то достаточно далекий от круга Бриков и «лефоцев») позднее вспоминал интересный фрагмент беседы в ту ночь: «…Маяковский начал мне говорить самые невероятные вещи. Я ему сказал: «У вас очень, очень много друзей». – «Кто?» – «Брики». – «А вы думаете – они вернутся? Ведь ничего не известно – вернутся они или нет». Почему он так об этом говорил, не знаю…» (Запись – в фондах музея Маяковского).

Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) – русский советский писатель, литературовед, критик, киновед и киносценарист. Лауреат Государственной премии СССР (1979 г.)

И мы тоже не знаем – почему. Но напомню: у Л.Брик в это время мать и сестра, вся родня – за границей. Ничто родственное не связывало ее с «этой страной» – Советским Союзом. Может быть, Маяковский надеялся, что она останется на Западе? И он хоть так избавится от плотной, ставшей невыносимой опеки своей бывшей возлюбленной? Может быть, была какая-то явная или неявная, подразумевающаяся договоренность? Впрочем, известно, что Маяковский в некоторых вопросах был удивительно наивным, до конца дней сохранил юношеский идеализм и романтизм…

И вот еще дата: 11 апреля 1930 года – московский почтовый штемпель получения на открытке от Бриков из Лондона (отправлена 7 апреля). Значит, Маяковский ее получил и прочитал 11 или 12 апреля. И в ней – никаких намеков, что Брики остаются. Ясно, что они уже возвращаются обратно. Этим же числом – 12 апреля – помечено предсмертное письмо поэта: «В том, что умираю, не вините никого…»

В.К. Действительно, совпадение, которое заставляет задуматься.

В.Д. И все-таки еще следуют лихорадочные встречи с Вероникой Полонской. Поэт умоляет ее остаться у него вот здесь, сейчас. Не уходить. Может быть, ему так важно поставить всех (в том числе – Л.Брик) перед свершившимся фактом – что он уже женат? Что назад пути нет! И Лиля Юрьевна уже не сможет разрушить эту его семейную жизнь, как она до этого умело разрушала, пресекала все предшествующие попытки Маяковского устроить свою жизнь без Бриков… Вероника Полонская потом напишет, что в этом лихорадочном разговоре, ставшим последним, обещала прийти к поэту вечером, а сейчас она спешит на очень важную для нее репетицию в театр. Но Маяковскому надо – здесь и теперь. Сейчас! Полонская все же уходит. И слышит выстрел. Все. Маяковского не стало.

В.К. Загадок много. Очень много. Свою тайну поэт действительно унес с собой. Но вот мы говорим о трагической смерти поэта, а так или иначе всплывает имя его, как говорят, поэтической музы, его Беатриче – Лили Юрьевны Брик. Всплывает, даже несмотря на ее реальное отсутствие в момент смерти. При этом – в некоем негативном свете. Но ведь поэт сам сделал выбор своей любви. Была ли его избранница плохой или хорошей – это был его собственный свободный выбор. Ей он посвящал свои стихи…