Слово «петух» на зоне – как приговор. И я призадумался, как бы деликатней сообщить Сильвио о том, что его стильная рубашка «а-ля рюс коза ностра» похуже гранаты с выдернутой чекой.

– Сергей Ильич, а ты очки вообще носишь?

Спросил я не зря, так как заметил, что старик щурится, стараясь заглянуть за пределы старости без необходимой в его возрасте принадлежности – очков. Сильвио отчаянно молодился. И мечты о молодой жене, вырвавшиеся в блицкриге на посту милицейского контроля, тому вялое подтверждение.

– К чему вопрос?

– Кто тебе пошил эту рубаху?

– Я не шил. Я купил ее в модном салоне, Бенито порекомендовал, он у меня консультант. Сам знаешь: сидишь, от моды отстаешь, когда бушлат день-деньской таскаешь. А тут сказали: «русский стиль».

Тянуть «базар» далее было некуда.

Я более чем тактично попросил Сильвио снять рубаху и внимательно рассмотреть вышивку. Зависла предгрозовая тишина.

– Ёпарасете… Петухи!!! Мне, я вор в законе! Петухов на груди, как ордена ношу! Бенито, сволочь, ты что мне посоветовал?!

Флейтист (оказывается, он был Бенито!) тут же вырос перед Сильвио, изогнулся вопросительным знаком и с тем выражением недоумения пробормотал:

– Вы же сами сказали, надо что-то оригинальное, в русском стиле, мужской характер…

– Я сейчас напялю на тебя эту педерастическую рубашку и отправлю на зону, и ты будешь с мужским характером старшим у «петухов»!

Поняв, что с отправкой на зону погорячился, Сильвио прорычал, уже более тише:

– В камин ее!

Флейтист пожал плечами, мол, как тут угодить, и бросил рубашку в пламя.

Пока мы смотрели, как вышитые петухи корчатся в огне, Сильвио успел переодеться.

На этот раз он надел белую рубаху без выкрутасов и сразу сел за черный рояль, размял длинные пальцы вора-карманника.

Мы с Паттайей затаили дыхание. Что еще затеет старый черт…

Но пальцы извлекли гармонию, это было невероятно, но уши да услышали; музыка лилась из-под клавишей все стремительней и стремительней… Сильвио бросил на нас насмешливый взгляд, мол, не ожидали.

Закончив пассаж, он небрежно бросил:

– Я закончил музыкальную школу по классу фортепьяно. Это единственное, что я успел завершить, прежде чем моя жизнь пошла наперекосяк. Благо в любой, даже захолустной, зоне было пианино. И после обязательной «Мурки» для братвы и Полонеза Огинского для тюремной администрации, от которого она тащилась до слез, я мог сколько угодно музицировать для души…

Не вставая из-за фортепьяно, Сильвио бросил многозначительный взгляд на Бенито и повернулся к партитуре. Бенито почтительно кивнул, подошел к стенной полке и взял тубус размером чуть поменьше уже нам известного. Мы напряглись, особенно когда он, тихо подойдя к Сильвио, который ничего не подозревал, стал медленно открывать этот тубус. Вздохнули с облегчением: с ловкостью фокусника Бенито извлек серебристую флейту.

– «Зигфрид-идиллию»! – не оборачиваясь, произнес Сильвио.

Бенито вскинул брови, кивнул, облизал губы, тут же сверкнула серебристая молния флейты, и словно жемчужная россыпь звуков наполнила зал.

Сильвио будто воспарил над клавиатурой, музыка брызнула из-под его стремительных пальцев, сливаясь с чистым голосом флейты.

Ощущение полного умиротворения окатило меня, зарешеченные дома исчезли, как бредовое наваждение, но и явь была иллюзорным сном… Я глянул на Паттайю, глаза ее были широко распахнуты от изумления, калейдоскоп невероятных событий сегодняшней ночи завершился волшебным концертом для двоих. Это была странная музыка, она создавала беспричинное ощущение идиллии, счастья, всепоглощающей гармонии.

Ничто не вечно, кроме музыки. Но и она затихла. Не сговариваясь, мы вскочили и отчаянно зааплодировали.

– Это фантазия Рихарда Вагнера на темы оперы «Зигфрид», – пояснил Сильвио. – А чтоб идиллия была полной, необходимо подкрепиться. По времени уже скоро будет завтрак, но будем считать, что это ужин. Соловья баснями не накормишь…

– И баснописца соловьями… – добавил я.

– Меньше гуся у нас птицу не подают. Как сказал Собакевич, странная птица гусь: одной мало, а двух – много. Дормидонт, – обратился Сильвио к появившемуся в зале Усредненному, – что у нас сегодня на ужин?

– Гусь, фаршированный внутренностями молодых млекопитающих, – ответил с поклоном Дормидонт.

– Это что за изыск?

– Внутри гуся присутствуют, – стал перечислять слуга, – паштет из телячьей печени в пузыре, сердце молочного поросенка, почки изюбра, вымоченные в сметане, домашняя колбаска в кишочках, ливер сборный, желудок ягненка, фаршированный зеленью и рисом, ростбиф с кровью и, наконец, чисто кавказский изыск, на любителя – «белое мясо».

– Что еще за белое мясо? – поинтересовался Сильвио.

– Гм, это… бараньи яйца.

– Какой гусь без бараньих яиц? Ладно, тащи свою млекопитающую птицу и что-нибудь обычное: мясо, шашлык, вино, сало, водку, зелень, холодец, хрен… Гостям жрать охота!

– Все уже накрыто в столовой! – ответил Дормидонт.

– Молодец! Никак не могу привыкнуть к этому замку, – посетовал Сильвио.

Мы прошли в столовую, располагавшуюся все на том же первом этаже. Шторы и здесь были наглухо закрыты, так что мы окончательно потеряли счет времени. Ночь продолжалась. На огромном столе действительно находился невероятных размеров гусь. Его как будто накачали автомобильным насосом. Присутствовали и остальные яства и напитки, влет произнесенные Сильвио. Хозяин предложил мне изысканное французское вино, чуть ли не времен Парижской коммуны, но я отказался, трезво рассудив, что хорошее вино коммунары выпили, а потомкам оставили сделанное в условиях коммунистического способа производства. Я признался, что с удовольствием бы выпил стакан водки, а то и бутылку. Сильвио с пониманием отнесся к моему желанию. Он налил вина себе и Паттайе, мне – водки. Бенито плеснул себе немного коньяку. Мы выпили за Свободу.

– Никогда не жил в таких просторах. Откуда, спрашиваешь? Подарили благодарные люди. Один жулик кинул своих компаньонов на полмиллиарда долларов. Милиция, суд, прокуратура не смогли ничего сделать, он хорошо всем проплатил и смылся. А я, точнее, мои ребята нашли его – и заставили вернуть должок. К тому времени он уже на заграничном курорте пузо грел на своей вилле. Как удалось отыскать – не скажу, служебная тайна… И вот эту хату мне вручили в знак благодарности. Нравится?

– Особым вкусом бывший хозяин этого дома не отличался, – честно ответил я.

– И я вот тоже так думаю… Надо будет бассейн выкопать и пустить туда лебедей. Павлинов завести, правда, они орут, как ишаки. Когда я в Таджикистане сидел в «крытке», в тюрьме то есть, – пояснил он внимательно слушающей Паттайе, – в городе Курган-Тюбе, вот… У «хозяина», начальника тюрьмы, в административной зоне паслись вот эти павлины. Тупая, скажу, птица, глупей гуся в десять раз. – Сильвио под эти слова оторвал у гуся ножку и протянул Паттайе. – Распушат хвосты, как Киркоров, и орут… Когда революция там началась, хотя какая революция, Север с Югом схлестнулись, борьба за власть… На Юге – сильное влияние ваххабизма… Да чего тебе рассказываю, сам все знаешь. Лидер народного фронта там был бывший зэк, Сангак Сафаров, двадцать три года отсидел. Так вот, когда эта драчка и буча пошла, он первым делом в нашу тюрьму со своими архаровцами ломанулся. Потому что сам в ней недавно сидел… Охрана разбежалась в считаные секунды. Так вот, зэки-мусульмане первым делом всех свиней на хоздворе зарезали, ну а русские – всем павлинам головы поотрывали. А потом – кто к Сангаку под знамена пошел, а кто своей дорогой. Я в Россию вернулся…