генерала Поливанова, «настолько забронированным, что его нельзя было пробить никаким бронебойным снарядом».

При обозрении Пермского завода, который планировалось приспособить для отечественного производства пушек соответствующего типа, я натолкнулся на почти изготовленное 11-дюймовое орудие. Полтора года ожидало оно окончательного завершения единственно лишь вследствие задержки ответа из Петербурга по поводу явной ошибки в чертеже затвора. Когда же по возвращении я заехал в главное артиллерийское управление и учинил разнос за такую канцелярскую волокиту и небрежность, вызвавшую увольнение с завода опытных мастеров, то его высочество не упустил случая сейчас же сочинить грязную инсинуацию по поводу моей поездки на этот завод, объясняя ее единственно стремлением к увеличению отпуска мне прогонных денег от казны.

Сам же великий князь проявлял к заводу Шнейдера—Крезо настолько необъяснимое с точки зрения государственных интересов пристрастие, что всякое внимание к предложениям других фирм вызывало у него какую-то ревность и даже намеки на материальную заинтересованность. Таким образом, получался какой-то заколдованный круг, в смысле проявления со стороны непосредственного руководителя артиллерийским ведомством Сергея Михайловича решительной оппозиции против возникновения у нас внутри страны нового, частного, мощного артиллерийского завода, по примеру крупных европейских государств.

На какие неприемлемые, с точки зрения служебной этики, приемы способен был Сергей Михайлович, можно судить по следующему эпизоду. Заказы Шнейдеру исполнялись и через Путиловский завод, которому вновь возникший завод в Царицыне являлся конкурентом. Когда зашла речь о реквизиции станков на частных заводах, то великий князь Сергей Михайлович, без моего ведома, возбудил вопрос об отобрании станков Царицынского завода, который исполнял уже заказы морского ведомства.

Когда мне стало это известно, я потребовал объяснений, так как нельзя было допустить, чтобы чины сухопутного ведомства, по своим личным соображениям, затрагивали интересы морского ведомства. Возникшая по этому поводу переписка наглядно свидетельствует, к какой изворотливости пришлось прибегать великому князю, чтобы свести это дело на нет. При этом великий князь Сергей Михайлович пытался объяснить заступничество за царицынский завод якобы личной моей заинтересованностью в делах означенного общества.

Глава XXVI

Результаты моих работ по преобразованиям

Мои преобразования армии с 1909 по 1914 год, в сущности, были осуществлением идей, которые теоретическим изучением и практическим опытом созревали в течение более тридцати лет. Военная академия, балканская кампания, преподаватель военной истории и тактики в тесной, совместной работе с Драгомировым, командир полка на прусской границе, начальник дивизии у Драгомирова, начальник штаба и помощник Драгомирова в Киеве, командующий войсками на Юго-Западном фронте во время из ряда вон выходящего тяжелого положения в течение японской войны и после нее – вот те условия, среди которых я изучал нужды русской армии. Как кавалерист я в сердце своем таил убеждение, что атака – наилучшее средство обороны. За время двадцатилетнего духовного общения с таким крупным стратегом и войсковым воспитателем, как Драгомиров, во мне должно было неминуемо выработаться стремление, выражаясь технически, чисто оборонительные вооруженные силы, какими они были еще в 1909 году, преобразовать в мощную наступательную боевую рать первого разряда.

Турецкая кампания и война в Маньчжурии со своей стороны подтвердили, что суворовский взгляд: «победа находится на острие штыка» – непреложная истина не только для тактического воспитания войсковых частей, но и для стратегического применения армии в деле всего ее строительства. Она и должна была иметь это применение в отношении усовершенствования русской военной техники, если, с точки зрения всемирной политики, нельзя было советовать оставаться на арьергардной позиции. Россия вынуждена была во что бы ни стало отказаться от татарского принципа – отступать в степи…

Особенность нашего обширного Русского государства заключается в том, что, несмотря на громадное протяжение морского побережья, на двух континентах и на площади одной шестой части всего земного шара, Россия не подвержена нападению на нее с моря. В силу этого все внимание могло быть обращено на сухопутную границу. После японской войны у нас было три крупных фронта: Западный, Юго-Восточный и Южноазиатский с тремя главными политическими противниками: Габсбургом, Альбионом и Японией. В любое время кто-нибудь из этих недругов мог самостоятельно или рука об руку с каким-нибудь другим союзником (а то и все они вместе) выступить против России. Теоретически это было вполне возможно. Считаться надо было с худшим случаем, а не с наиболее для нас благоприятным, чтобы в один прекрасный день не очутиться в положении того ротного командира на смотру у Драгомирова, которому пришлось скомандовать: «На молитву – шапки долой!»

* * *

В течение многих лет не совсем ясно, а с 1903 года совершенно определенно выяснилась для меня вероятность столкновения с Габсбургской монархией. В 1909, а тем более в 1912 году я убедился, что в случае этого столкновения Германия встанет на сторону Габсбургов. Таким образом, при полнейшей моей аполитичности передо мною ясно обрисовалась вероятность, с которой надо было считаться поддержанием нашей боевой готовности. Следовательно, масштаб для оборудования наших вооруженных сил должен был отвечать не боевой готовности австро-венгерской армии, а германской. Поэтому исходным пунктом всех моих мероприятий была цель добиться создания русской армии, равносильной германской.

На практике достижение этой моей цели сводилось к следующим главным задачам:

1. Устранить преимущество германской армии в быстроте готовности к выступлению в поход, каковая в нашей армии отставала еще в 1905 году на три недели.

2. Использовать все успехи техники для армии.

3. Восстановить воинский дух армии, потерянный на маньчжурских полях сражения.

4. Установить прочные начала довольствия армии и снабжения ее затем в походе.

Вокруг этих основных исходных пунктов группировались побочные задачи, разрешение которых зависело от ближайшей или более отдаленной возможности.

К 1913 году, как я уже сказал, была построена большая рама, в которую отвечающая громадным размерам России русская армия в течение одного десятилетия могла бы уместиться. Аппарат для управления такой армией уже был готов. Если бы затем удалось постепенно молодые поколения воспрянувшей духом армии, ее состав офицеров и чиновников поднять на должную высоту, отвечающую размерам задач армии, и покончить с элементарными понятиями минувшего времени устранением исключительного положения великих князей, – тогда бы государь и его дипломаты могли рассчитывать на то, что по истечении немногих лет у него в руках был бы инструмент, годный как для соперничества с лучшими армиями мира, так и для того, чтобы придать силу миролюбию царя.

Выражалась эта годность аппарата в сокращении времени, нужного для приведения армии в походную готовность.

Более крупным реформам были подчинены также и подготовительные оперативные работы. Так, например, главным управлением Генерального штаба в связи с мобилизационным расписанием 1910 года выработаны были