Но дело в том, что есть, по аналогии со вторым дыханием, и “второе кровообращение”.

Сначала кажется, что ты почти отморозил руки; стучишь потерявшими чувствительность конечностями по бёдрам, ожидая первого признака жизни – боли.

Потом мороз как будто приотпускает.

А после наступает миг, когда твой термостат переключается в особый, чрезвычайный режим. Ты сбрасываешь рукавицы, бодро помахиваешь удочками-самодурами и даже ополаскиваешь ладони от крови и чешуи в тёплой, около нуля, воде лунки. С руками ничего страшного не происходит – разве что краснеют и приопухают ненадолго. А хо́лода не замечаешь вовсе, особенно если клюёт.

Трудно только первые два часа.

Или первые десять лет.

Или – десять поколений.

***

В детстве и юности хо́лода я не любил (как и, например, острого перца). Мечтал о жарких странах. Представлялось, что в холоде живут только те, кто по каким-то причинам не может себе позволить жить в тепле.

Да, человек стремится к комфорту и теплу, статистика говорит сама за себя. Уместно говорить о климатической миграции: с дальневосточных северо́в люди едут во Владивосток, из Владивостока – в Москву, оттуда – в тёплые заграницы … Но большинство, даже кляня на словах русский климат, так и остаётся жить в морозе. И не потому, что не хватает денег перебраться в тепло.

Понадобились десятилетия, чтобы, продолжая любить лето, жару и бултыханье в Японском море, я стал любить и мороз. Перестал воспринимать зиму как время, которое нужно перетерпеть, сжав зубы. Теперь я с удовольствием живу зимой, с наслаждением мёрзну и отогреваюсь. Понял разумом и ощутил телом: холод полезен, нужен, даже спасителен.

Заносило в несколько тёплых стран – Азия, Европа, Америка … Везде было хорошо, но почти ничего не запомнилось, не отложилось, не выкристаллизовалось.

Территорией откровения для меня стали Колыма, Сибирь (причём не городская, а та, что поглуше), Чукотка, Якутия. Туда, подальше и посевернее, тянет по-прежнему, даром что путешествовать уже, в общем, надоело. Бодайбо, Индигирка, Алдан, Усть-Нера, Сусуман, Сеймчан … Оттуда городская телевизионная повестка кажется потусторонней и ничтожной. Там столько красоты – дикой, бесхозной, изолированной самим расстоянием от человеческих скоплений.

…Стланик, желтеющий ягель, языки снега по склонам сопок. Летом даже у полюса холода в Якутии – самая настоящая континентальная жара; и как же удивительно видеть по долинам речек двухметровые синеватые наледи, не тающие при тридцати со знаком плюс.

– Кондиционер включили! – восхищённо говорит владивостокский человек, выходя летом из самолёта, приземлившегося в магаданском аэропорту Сокол. Кондишка здесь – естественная, бесплатная и непростужающая.

Зима где-то на колымских просторах: морозный туман, угольный дым из труб, не способный подняться высоко, – моментально стынет и расползается шляпкой гриба …

Холод заставляет нас вырабатывать тепло и ценить его. Южанам не понять, что такое весна и потепление, и как приятно войти в натопленное помещение с мороза, и что такое тёплое, но не перегретое море.

Баня – это хорошо, особенно когда снаружи – холод, снег, прорубь. Но нельзя всю жизнь провести в бане, никакое сердце не выдержит. Врачи знают, сколько инфарктов случается в жаркие дни. Вечное лето ничем не лучше вечной зимы.

Когда жар – нужно прикладывать лёд. Холодный душ, считается, отрезвляет и уж точно – освежает.

Жарче всего – в аду. Не нужно торопить ад.

Птицы, зимующие в Бирме или Вьетнаме, лето проводят на Чукотке. Здесь, на свету полярного дня, они выводят птенцов. Самое главное в их жизни происходит на Севере. А почти чкаловские перелёты держат в тонусе.

Природа сделала так, что самая благородная рыба – чир, муксун, омуль, нельма – живёт в холодных реках и озёрах. В южных, мутных и грязных, водятся разве что всякие крокодилы и прочая антисанитария. То же – с морями: дикий русский лосось, признанный мировой бренд, гуляет в северных водах, насыщенных кислородом и планктоном.

Русские алмазы спрятаны в суровой Якутии, золото – на ледяной Колыме … Не сама ли география говорит: сокровище не должно даваться легко – в этом случае оно обесценится и разрушит человека, – и потому драгоценное следует скрыть далью и морозом? Не для того ли богатства прячутся на севера́х, чтобы мы всерьёз посмотрели на холодные пустынные пространства, поняли, что они-то и есть наше главное и сокровенное, а не модные шумные города и тёплые беззаботные курорты?

Если сейчас не умеем ценить доставшихся нам холодных вод и мёрзлых, но правильных территорий – научимся потом. Случайно ли именно Полярная звезда стала путеводной? Мечтать нужно о Севере и холоде, и выиграет тот, кто осознает это первым. Когда люди поумнеют или повзрослеют, они потянутся на север – в сторону, куда указывает каждый исправный компас. Человечество спасают полярные круги, а не экватор. Когда всё сгниёт или затопится – останутся севера́. Если растают льды – не станет человека.

Морозность, дикость, необжитость наших земель – само по себе богатство. Подлинный золотой запас, которому не грозит обесценивание. Смена сезонов, этот контрастный душ, – великое благо. Как хорошо, что в России есть всё – от паковых льдов до субтропиков; что нам ведома вода во всех её агрегатных состояниях; что мы – люди широкого температурного диапазона, градусов в шестьдесят и даже больше. Чёрное море и Белое, Анапа и Анадырь, Приморье и Поморье дополняют друг друга, придавая облику нашей страны эстетическую и климатическую гармоничность. Быть только северянином или только южанином – слишком узко, как быть только европейцем или только азиатом. Юг без севера, лето без зимы – что расколотый магнит, плюс без минуса, свет без тьмы, инь без ян.

***

Россия – самая северная и холодная страна в мире.

России без морозов не бывает. Более того, без морозов её бы не было.

Холод сформировал нашу страну и нас самих. Низкие температуры – важнейшая составляющая матрицы нашего национального ДНК. Морозы так и надо воспринимать – как часть нас самих. Это они “холодной ковкой” дали нам и саму жизнь, и жизнестойкость.

Холод создал русскую водку, которую следует пить студёной, зайдя с мороза, и закусывать салом, этим энергоаккумулятором, который не каменеет и режется на любом морозе.

Русскую одежду, включая великий ватник.

Ледокольный флот – даже не лучший, а единственный в мире.

Русскую печь, на которой Илья Муромец копит силу, а Емеля передвигается.

Русскую баню.

Всё уже давно понято и сформулировано – до нас, за нас, для нас, ничего не нужно выдумывать:

Мороз и солнце; день чудесный …

Или:

Зима! Крестьянин, торжествуя …

Наш любимый герой