Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неэстетично, да? – Он потянул за эфес. – Черт! Застряло! Твое высочество, помоги, а? Колется, зар-р-раза…
– Э-э… Вы себя нормально чувствуете? – обретая дар речи, поинтересовался я.
– Абсолютно, – заверил рыжий. – Ну же! Вытащи его!
Я ухватился правой рукой за эфес, левой уперся раненому в грудь и потянул. Клинок вышел без особых усилий. Рыжий зажал рану ладонью. Из-под его руки по белой батистовой рубахе расползалось алое пятно.
– Забинтовать надо, – сказал я.
Тот отмахнулся:
– А, пустяки! Сейчас перестанет. Меня Роджер Ренн зовут. Можно просто Родж, – представился он, опуская титулы и звания. – Нас вчера знакомили, но с первого раза всех не запомнишь.
– Что да, то да. Кстати, я – Арчи.
Роджер рассмеялся и хлопнул меня по плечу:
– Наш человек! Ты наверх?
Я кивнул.
– Тогда пошли! – Родж отобрал у меня клинок, обтер о штаны и устремился вверх по лестнице. – Я еще должен взять реванш!
Я пошел следом. Шествие замыкал зазеркальный, беспрестанно ворчавший себе под нос по поводу хулиганов и вредных знакомств.
– Эй, Арчи! Хочешь бесплатный совет? – не оборачиваясь, предложил Родж.
– Валяй.
– Не распускай этого болтуна. Чуть что – в ухо! А то совсем на голову сядет!
Я обернулся к Джоко:
– Ну, слышал? Смотри у меня!
Тот обиженно засопел и смолк.
– Послушай, Родж… – начал я.
– Да?
– Ты ведь должен был умереть… По всем правилам.
Тот рассмеялся:
– Я и забыл, что ты новенький… хотя этот, – он снова указал на Джоко, – должен был тебе все объяснить.
– Не успел! – подал голос зазеркальный.
– Лентяй и оболтус, – сделал вывод Родж. – Ладно, придется мне сделать это за него.
Он посторонился, освобождая мне место. Дальше мы пошли рядом – ширина ступенек позволяла.
– Понимаешь, Артур, в Зазеркалье свои законы. Попадая сюда, становишься своего рода бессмертным. Такое вот наказание. – Роджер вздохнул.
– Ничего себе наказание…
– Повтори это мне лет через двадцать. Когда жизнь осточертеет и захочется покончить со всем одним махом. Нельзя ни повеситься, ни отравиться. Сталь не берет, в огне не горишь, в воде не тонешь.
– Да, скукотища, – посочувствовал я и, вспомнив незабвенного Маклауда, добавил: – Головы рубить не пробовали?
– А это идея! – обрадовался Родж. – Надо будет опробовать на ком-то особо зловредном.
– Не стоит, – поежился я, – последствия могут оказаться необратимыми.
– Думаешь? Ну ладно… Куда подевался этот подлый Корф?
Ответ на свой последний вопрос он получил незамедлительно – в виде спускавшегося навстречу невысокого человека со светлыми легкими волосами и грубоватыми чертами лица, с обнаженным клинком в руке. Его белая рубаха была в пятнах крови.
– Добрый день, ваше высочество, – поздоровался со мной блондин и обратился к моему спутнику: – Что так долго, Родж? Я уж думал, ты обедать пошел!
– Только после того, как спущу тебя с лестницы! – воинственно фыркнул Роджер.
– Ничему жизнь не учит, – вздохнул блондин, – «три – один», брат. Тебе мало?
Роджер скрипнул зубами:
– Кстати, Артур: вот этот самовлюбленный сноб, маркиз Луис Корф, в свое время был лучшим фехтовальщиком Края.
– Точно! – воскликнул я, вспомнив кое-что из рассказанного Алексом. – В вашу честь даже назвали ежегодный королевский турнир фехтовальщиков. «Кубок Корфа» – что-то вроде этого. Самые крутые рубаки на нем пускают друг другу кровь. Но смертельных случаев почти нет – собираются действительно лучшие.
Маркиз горько усмехнулся:
– Похоронить заживо, а потом поклоняться – вполне в духе Иррата.
– Увы, маркиз, увы… современников никто не ценит. Зато теперь вы – легенда!
– Чертовски приятно… Ну а вы, ваше высочество, фехтуете?
– А как же!
– Не откажете мне в чести помериться с вами силами?
– С удовольствием, маркиз. Но не сегодня.
– Когда вам будет угодно, принц, – расшаркался Корф.
– Ваш друг Роджер зовет меня просто по имени – Артур, или Арчи.
– Тогда я – Луи. В любой момент к вашим услугам… Артур. Всего хорошего.
Сопровождаемый зазеркальным, я продолжил свой путь. Через несколько шагов обернулся – Родж все-таки вынудил соперника продолжить поединок.
– Ненормальные! – ворчал Джоко. – Каждый день одно и то же. Фехтуют, фехтуют… Не связывайтесь вы с ними, милорд. Дурная компания.
– Вот как? – Я изобразил удивление. – Мне показалось, вполне приличные ребята.
– Но… ваше высочество! – Джоко выглядел искренне расстроенным. – Эти двое – недостаточно высокого звания! Здесь много других, приличных людей.
В этот момент я пожалел, что выдумал себе столь громкий титул. Чем был плох «странствующий рыцарь»? Нет, захотелось почестей…
– Хорошо. Чем занимаются эти твои «приличные» люди?
– Как это – чем занимаются? – не понял зазеркальный.
– Ну, эти двое фехтуют. А что делают остальные?
– О, много чего! Рисуют, вирши складают, скульптуры лепят. В карты режутся, соревнования всякие устраивают. При желании есть чем заняться.
Я представил себя с кистью и красками за мольбертом…
– Нет уж. Лучше я буду фехтовать. Хоть какая-то польза.
Джоко одарил меня взглядом, полным сожаления, но промолчал. И правильно сделал, а то я уже начал думать, что в совете Роджера относительно зазеркальных что-то есть. Надоедливый народец.
Несколько сотен ступеней спустя мы наконец добрались до двери, ведущей в Пятиугольный зал. Джоко распахнул передо мной дверь и, поклонившись, отошел в сторону.
– Откуда вдруг такая скромность? – удивился я.
Зазеркальный вздохнул:
– Есть места, куда таким, как я, вход строго запрещен.
– Почему?
– Не знаю, – Джоко развел руками, – только я не могу туда войти, и все тут. Вы идите, милорд. Я подожду здесь.
Я не стал задавать больше вопросов и прошел в распахнутую дверь.
Навстречу шагнуло мое отражение: эдакий разнаряженный франтоватый бездельник. Я подошел к зеркалу, покрутился, поправил прическу… Неплохо для заключенного, черт побери! Чем не принц? От этой мысли мне стало весело, и за осмотр зала я принялся в неожиданно приподнятом настроении.
Впрочем, оно быстро выветрилось: зрелище радовало мало. Если письмена на потолке казались нетронутыми и на первый взгляд соответствовали оригиналу, то роспись на стенах требовала тщательной реставрации. Рисунок на полу был уничтожен больше чем наполовину. Даже при наличии чертежей восстановление разрушенных участков представлялось мне крайне трудной задачей.