дадут дурного совета, которые не подведут, с которыми можно быть откровенными и т. д. Вот мне кажется, что всё-таки мы ценим священника не за то, что он одет соответствующим образом. И был бы митрополит Антоний Сурожский каким-нибудь старым лондонским хирургом, которого бы звали Андрей Борисович Блум, всё равно бы шли к этому Андрею Борисовичу за советом, просили бы молитвенной помощи. И такое же значение он бы имел для людей. Может быть, для несколько меньшего числа людей, чем сейчас.

В конце концов, надо помнить, что, скажем, такой великий богослов ХХ столетия и такой замечательный человек, имевший огромное влияние на людей вокруг себя, как Павел Евдокимов, не был ни священником, ни диаконом. И Оливье Клеман, который почти живой святой православной Франции, – тоже мирянин, и многие другие. А есть священники, о которых никто не знает, и имен их не знают. И на самом деле это тоже совершенно естественно. Понимаете, ведь все разные и должны быть разными. И я надеюсь, что и вы понимаете, что я лучше пойду на исповедь и за советом к Евгению Борисовичу Рашковскому или к Наталье Леонидовне Трауберг, чем к какому-нибудь «бате», который мне не даст никакого совета. Но за таинством Покаяния, конечно, я могу подойти к любому священнику, поскольку ему дано совершать Таинство.

Но мне кажется, что всё-таки это очень важно: развести в две стороны духовные беседы, духовную жизнь, духовную близость, руководство духовное и совершение таинств в церкви. Потому что, когда одно смешивается с другим, из этого ничего хорошего не выходит. Из этого только какая-то болезненная увлеченность рождается. И в том числе – увлеченность священником, без которого и вне которого уже мы и церкви не представляем.

Думаю, это очень важно понять для того, чтобы не было каких-то ложных представлений. Ведь, скажем, когда отец Александр Мень был убит, то многие люди просто-напросто ушли из церкви, потому что они сказали: «А мы не представляем себе другого священника, кроме отца Александра». Может быть, и я бы не стал священником, если бы не смерть отца Александра. Потому что тогда, в течение той первой зимы, ко мне стали прямо с ножом к горлу приступать старые новодеревенские прихожане, говоря: ты нам нужен в качестве священника.

А я иногда думаю, что вообще, наверное, священник должен быть самым тихим, самым незаметным человеком, даже почти лишенным своих личных черт, потому что он поставлен совершать таинства, он не должен заслонять собою Христа. Вы вспомните, что и святой Франциск тоже не был ни священником, ни диаконом. Но ведь какие-то священники ежедневно совершали Литургию в его общине, а мы даже имен их не знаем. Хотя, конечно же, без них никакой литургической жизни у францисканцев не было бы. Это, мне кажется, тоже очень важно иметь в виду, важно помнить. В этом смысле с женским монашеством немножко проще, потому что женщины не служат Литургию. И поэтому духовное руководство там осуществляет игуменья, а священник приходит и совершает таинства. В этих таинствах действует Бог, и как-то это гораздо заметнее, чем в тех случаях, когда таинства совершаются руками такого замечательного человека, как митрополит Антоний, или отец Александр Мень, или отец Александр Шмеман. И вот здесь тоже есть о чем подумать.

Ну, а возвращаясь к началу, очень прошу вас как-то советовать друзьям и близким всё-таки умеренно поститься, чтобы не разрушать во время поста свое здоровье, чтобы не было того, что постоянно бывает, когда идет первая, вторая, третья седмица после Пасхи, и люди говорят: «У меня какая-то депрессия, я совершенно разрушен, у меня нет сил, я не могу оправиться после поста». И только к Троице человек себя чуть-чуть собирает. Самое лучшее, удивительное время церковного года – Святая Пасха, она оказывается сожженной вот этими болезнями, которые закономерно наступают после неправильно проведенного поста.

Вы простите меня за это долгое слово. Но я пользуюсь тем, что нас мало, и что мы можем поговорить, поразмышлять.

Мне вспомнилось сейчас, как рассказывала моя мама, Ольга Николаевна, что Патриарх Сергий, еще когда он был митрополитом, в начале войны, прямо с амвона сказал в соборе прихожанам: «Я прошу вас не поститься, и сам не пощусь».

Вот я сейчас подумал, смотрите: монах, в течение многих лет, человек, принадлежавший той традиции абсолютно безупречного старого монашества, – для него, конечно, пост был настолько органичен, настолько входил в его жизнь, что не поститься для него было чрезвычайно трудно. Это всё равно, что его заставили бы, там, есть лягушек или, не знаю, ужей каких-то или еще что-нибудь такое. Тем более что, конечно, одному митрополиту могли найти постную пищу, которую бы он преспокойно в течение всего поста вкушал и как-нибудь прожил бы до Пасхи вполне безбедно. Но вот он пошел на этот шаг именно для того, чтобы и здесь быть со всем народом Божиим, и здесь разделить трудную участь людей. И вот, наверное, один из самых великих подвигов поста заключается в том, чтобы разделить то, что переживают другие, чтобы быть вместе с другими, вместе с теми людьми, с которыми живешь рядом, в их трудностях, в их бедах, в их проблемах. Вот это, наверное, главное в подвиге поста: слиться с людьми в их беде, с теми, среди кого живешь. И, конечно же, послужить людям, насколько можешь.

Мы вспомнили сейчас во время молитвы и во время наших разговоров у аналоя о нашей больнице, о наших бездомных, бедных и всех других людях, которым мы пытаемся помогать. Надо сказать, что, конечно, в этом смысле делается невероятно много. Кто-то приносит десять рублей, кто-то двадцать долларов, кто-то тридцать, кто-то сто, кто-то больше, кто-то меньше, но из этих денег собираются большие суммы, которые вкладываются в конкретные дела, из которых тут же что-то вырастает. И это очень важное, очень большое дело. Конечно же, на всё это уходит много времени.

Я вам могу сказать, что приходится заниматься и разными тюремными проектами, и молодыми людьми, которые употребляли и употребляют наркотики, и больными детьми, и инвалидами, и пожилыми людьми, брошенными людьми, бомжами. Приходится вникать в то, чтó делают разные организации, которым помогают либо «большие» люди в России, либо какие-то группы людей, – как мы, как наш приход. Мы все не особенно богатые, а многие просто бедные, но, когда мы собираемся вместе, мы, оказывается, очень много можем. Кому-то помогают иностранные организации или отдельные люди из-за границы. Но, конечно, во всё это приходится вникать. Даже если не делаешь