Четверо… ну, картинка ясна. Но если еще и я присоединюсь, это будет уже нарушением братского кодекса, и ни Тэлон, ни Миллер на такое не согласятся.

Не говоря уже о том, что даже если бы они это сделали, было бы верхом тупости мутить с товарищем по команде.

Плюс еще Ноа.

Черт. Неужели я не могу хотя бы пять минут о нем не думать?

— Братского кодекса? — переспрашивает блонди, плотно повиснув на Миллере.

— Ибо сказано: «Не тронь друга своего в тройничке дьявольском», — изрекает с ухмылкой Миллер.

— Хоть я и гей, но этот закон хорошо знаю.

Блондинка надувает губы и выглядит смущенной.

— Но нас же четверо. А дьявольская четверка считается?

— И на этой ноте, — заключаю я, — поймаю-ка я такси и поеду домой.

Я поворачиваюсь к Миллеру и вручаю ему рыженькую. Теперь у него по девушке с каждого боку.

— Хорошенько повеселитесь.

Я почти дохожу до переулка, когда Миллер окликает:

— Джексон, подожди.

Он оставляет девчонок и направляется ко мне. Подойдя ближе, Миллер опускает взгляд.

— Слушай, эти все… дела… Ну, я и Тэлон. Просто мы с колледжа такое мутим. Не то, чтобы мы трогаем друг друга. Мы…

— Не волнуйся, я не подумаю, что ты педик, только потому, что участвуешь в групповушках. Это не мое дело. Это вообще никого кроме вас не касается… ну и кроме этих охотниц за футболками. Только не дайте журналюгам пронюхать о ваших потрахушках. Думаешь, моя жизнь была праздником в последние месяцы? Погоди, пока в прессу не просочится информация о ваших оргиях.

Миллер проводит ладонью по волосам.

— Блядь, ты прав. Мы больше не в колледже. Нам не следует…

— Ну что, готовы идти? — кричит Тэлон, уже догнавший девушек.

Что-то происходит с лицом Миллера, когда он видит Тэлона. Все сомнения исчезают, когда он со мной прощается и идет к ним. Я велю себе делать вид, что ничего не видел и не слышал, потому что это не мое дело, и я бы предпочел оставаться в неведении.

Пока есть возможность, я ретируюсь, ловлю такси в конце квартала и радуюсь, что смог избежать очередного скандала. К черту этот город.

Ночь меня изматывает, алкоголь наконец-то начинает действовать, и вокруг больше нет отвлекающих факторов.

Друзья не позволяют выпившим друзьям писать сообщения. Вот бы и таксисты так поступали. Надо бы вписать это в список их услуг. Потому что сейчас, оставшись один, я делаю именно то, что обещал себе никогда не делать. Нахожу в контактах имя Ноа и набираю три слова, которые он точно читать не хочет:

«СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ».

Глава 24

НОА

— Подъем! — гремит чей-то голос в попытке меня растормошить.

Я лежу на животе, пуская слюни на подушку, и не имея никакого представления о времени.

Кое-как разлепляю один глаз:

— Какого хрена, Джет?

— Уже семь вечера. Поднимай. Свою. Задницу.

— Не думаю, что тебе позволено так разговаривать с арендодателем.

— Ты мне не арендодатель, потому что я тебе не плачу. Ты, скорее, мой приемный старший брат. А это значит, что я буду действовать тебе на нервы.

Я переворачиваюсь на спину.

— Зачем я должен вставать? Больше суток не спал, работал над «Радужными Койками». Спать хочу-у-у-у!

— У меня сегодня концерт, и ты придешь.

— Зачем?

— За тем, что с тех пор, как Мэтт уехал, ты только и делаешь, что работаешь и дуешься.

— Ноа Хантингтон не дуется. Ни на кого.

Джет стаскивает с меня одеяло.

— А душ Ноа Хантингтон принимает? Совсем не помешало бы. Давай.

— Не хочу. — От меня не ускользает, что девятнадцатилетний парень ведет себя гораздо более зрело, чем я, но мне все равно.

Настоящая причина, по которой я не спал всю ночь, в том, что я пялился на свой дурацкий телефон.

«Скучаю по тебе». Ну и какого хрена? Что прикажете с этим делать? Ответить словами, которые отчаянно хотел сказать ему с того самого дня, как он уехал?

Вернись.

Не оставляй меня больше.

Я люблю тебя.

Чертов Мэтт. Он хозяйничает в моей голове, хотя между нами восемьсот миль.

— Тебе решать, идешь ты в душ или нет, но на концерте ты все равно будешь. Так что выбирай, либо будешь выглядеть как бродяга, либо искупаешься и станешь секси старичком и выбросишь из головы моего придурка брата.

— Серьезно, заканчивай прикалываться про возраст. Двадцать шесть — это не старость.

— Как скажешь, дедуля.

Пока я принимаю душ, Джет зависает в моей комнате, как будто мне нужна нянька. И даже когда выхожу в одном полотенце, он отказывается выйти.

— Собираешься торчать тут и смотреть, как я одеваюсь?

— Я должен быть уверен, что ты снова не заберешься в постель.

— Взбалмошный мальчишка.

— Зато я хоть в чем-то хорош.

Я вскидываю голову. Теперь, по-настоящему взглянув на Джета, я понимаю, что он здесь вовсе не ради меня. Он теребит подол рубашки и переминается с ноги на ногу, будто ему не терпится вытащить меня из дома, но вряд ли это реальная причина.

— Ты нервничаешь. Из-за концерта.

Джет скрещивает руки на груди и пытается выглядеть дерзко.

— Нахрен иди. Я таких концертов столько переиграл.

— Не в Нью-Йорке. Не в таком важном месте, как «Клуб Сохо».

Джет хмурится и опускает руки.

— Ладно, Окей. Мне нужно, чтобы ты держал меня за руку, как первоклашку в первый день школы. Группа ангажировала этот концерт, а я до сих пор не знаю и половины песен. Раз Мэтта здесь нет, ты теперь мой суррогатный старший брат. Смирись.

Не могу сдержать смех, хотя и должен бы. Джет боится выходить на сцену и нуждается в моей поддержке, а не в подколках.

— Знаешь, если бы ты сразу это сказал, я бы шевелился гораздо быстрее. Я думал… — провожу ладонью по своей бритой голове. — Думал, ты такой приставучий из-за Мэтта.

— Ну, в этом тебе точно не помешает пинок под зад, но сейчас я здесь по другой причине.

— Ладно, давай договоримся, — предлагаю я. — Я иду на твой концерт, а ты обещаешь месяц не упоминать своего брата.

Джет прищуривается:

— Неделю.

— Две.

— Договорились.

Мы пожимаем друг другу руки, затем я одеваюсь и мы, наконец, вытаскиваем свои задницы из дома, чтобы Джет успел в клуб вовремя.

«Клуб Сохо» претерпел бесчисленное количество трансформаций со дня своего основания в девяностых, от гранжа до хипстерского музона, и всем диапазоном стилей, что между ними. На данный момент, он, к сожалению, все еще в своем хипстерском становлении, но, полагаю, через пару лет все снова изменится.

Черные стены, деревянные столы, бармены