Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так чтó им было причитать и бить себя в грудь, им, которые гордились тем, что смотрели фактам в лицо и держались изо всех сил, не стеная понапрасну? Он был прав, считая их брак безумством. Ее чары взяли верх над его здравым смыслом, и у них был год… этот сумасшедший год… по крайней мере за исключением двух или трех месяцев. Но первоначальная интуиция его не подвела; и теперь они оба должны расплачиваться за свое сумасшествие. Парки редко забывают о заключенных с ними сделках или востребовать проценты с них. Так почему бы теперь, когда пришло их время, не расплатиться благородно и не запомнить из этого эпизода в их жизни только то, что сделало его в высшей степени стоящим уплаченной цены?
Он отправил пневматической почтой телеграмму миссис Николас Лэнсинг с извещением, что зайдет к ней сегодня днем, в четыре часа. «Так нам должно хватить времени, — холодно подумал он, — чтобы, как она выражается, „все урегулировать“ и не помешать вечернему визиту Стреффорда».
Телеграмма от мужа гласила:
«Сегодня в четыре часа. Н. Л.»
Весь день она в состоянии мучительного нетерпения вдумывалась в эти слова, пытаясь вычитать в них сожаление, переживание, воспоминания, какое-то эхо собственного душевного волнения. Но она подписала свое письмо «Сюзи», а он «Н. Л.». Это определяло пропасть между ними. В конце концов, она была свободна, а он нет. Возможно, учитывая его положение, она только увеличила дистанцию между ними своей необычной просьбой о встрече.
Она сидела в крохотной гостиной, и бронзовые часы отсчитывали минуты. Она не выглядывала в окно: будешь караулить его, удача вполне может изменить. Казалось, тысячи незримых духов, тайных демонов добра и зла, сгрудились вокруг нее, подслушивая ее мысли, подсчитывая удары сердца, готовые воспользоваться малейшим признаком уверенности в себе и мгновенно выставить ее на посмешище. О, сюда бы алтарь для ее искупительной жертвы! И что может быть слаще ее перебоев сердца, слез, душащих ее?
Зазвенел дверной колокольчик, она вскочила словно подброшенная пружиной. В зеркале между двумя букетами сухой травы ее лицо выглядело бледным и безжизненным. Ах, если она покажется ему чересчур изменившейся!.. Если б только было время броситься наверх и тронуть губы помадой…
Дверь отворилась; потом затворилась за ним; он пришел.
— Ты хотела видеть меня?
— Да, — ответила она, и ее сердце, казалось, прекратило биться.
Сначала она не могла понять, что за таинственная перемена произошла с ним и почему, глядя на него, ей кажется, что перед ней незнакомый человек; потом она поняла, что его голос звучит так, как обычно звучал, когда он говорил с посторонними людьми; и она сказала себе с болезненной дрожью понимания, что стала для него «посторонней».
Последовало гробовое молчание; потом она пробормотала, сама не зная, что говорит:
— Ник… не присядешь?
— Спасибо, — ответил он, но как будто не слыша ее, потому что продолжал неподвижно стоять; полкомнаты разделяло их.
И постепенно ее охватило ощущение, что в его присутствии нет ни смысла, ни надежды. Между ними словно встала гранитная стена. Казалось, эта стена скрыла ее от него, будто своим отрешенным взглядом он смотрит на стену, а не на нее. Внезапно она сказала себе: «Он страдает больше, чем я, потому что жалеет меня и боится сказать, что собирается жениться».
Эта мысль уязвила ее гордость, и она, вскинув голову, с улыбкой встретила его взгляд.
— Ты не думаешь, — сказала она, — что будет разумней… учитывая столь большие изменения в твоей и моей жизни… встречаться, в смысле, как друзья? Я хотела сказать тебе, что ты не должен чувствовать… чувствовать жалость ко мне.
Он густо покраснел.
— О, я знаю… знаю, что… — поспешно проговорил он и добавил с наигранной живостью: — Но спасибо, что сказала.
— Нет ничего, — продолжала она, — что при таких встречах могло бы в малейшей степени смущать или мучить нас, когда мы оба узнали… — Она протянула ему руку. — Я слышала о тебе и Корал, — договорила она.
Он взял ее руку ледяными пальцами и тут же отпустил.
— Спасибо, — сказал он в третий раз.
— Не присядешь?
Он сел.
— Ты не думаешь, — продолжала она, — что новый способ… встречаться как друзья… и без враждебности обсуждать какие-то вещи… в конце концов, намного приятней и разумней?
Он улыбнулся:
— Безмерно мило с твоей стороны, что ты так чувствуешь.
— О да, я так чувствую!
Она замолчала и спросила себя, что хотела сказать дальше и почему вдруг потеряла нить рассуждения. Размышляя, она услышала, как он тихо откашлялся.
— Тогда позволь сказать, — начал он, — я очень рад… безмерно рад, что твое собственное будущее так прекрасно устроилось.
Она вновь подняла глаза на его каменное лицо, на котором не дрогнул ни единый мускул.
— Да, это… это ведь все тебе облегчает, правда?
— И тебе, надеюсь. — Он помолчал, затем продолжил: — А еще хочу сказать, что прекрасно понимаю…
— Ох, — перебила она, — и я тоже; я имею в виду, твою точку зрения.
Они опять замолчали.
— Ник, почему мы не можем быть друзьями, настоящими друзьями? Разве так не легче? — произнесла она; губы у нее подергивались.
— Легче?..
— Я имею в виду, обговаривать какие-то вещи… соглашение. Нам же, наверное, придется заключать какое-то соглашение?
— Наверное. — Он помялся. — Я делаю то, что мне говорят… просто следую указаниям. Дело, несомненно, достаточно легкое. Я предпринимаю необходимые шаги…
Она слегка покраснела и судорожно вздохнула:
— Что за необходимые шаги? Все, что говорят адвокаты, только сбивает с толку… Я до сих пор не поняла… как это происходит.
— Ты имеешь в виду мое участие? О, это очень просто. — Он помолчал, потом добавил с деланой непринужденностью: — Завтра я поеду в Фонтенбло…
Она непонимающе смотрела на него:
— В Фонтенбло?..
Ее замешательство вызвало у него первую искреннюю улыбку:
— Ну… я выбрал Фонтенбло… не знаю почему… разве только потому, что мы там с тобой никогда не были.
Тут она вдруг поняла, и кровь бросилась ей в лицо. Она встала, не соображая, что делает, сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— До чего нелепо… до чего отвратительно!
Он слегка пожал плечами:
— Не я пишу законы…
— Но не слишком ли глупо и унизительно для людей требовать от них подобные вещи, когда они желают расстаться?.. — Она опять замолчала, оглушенная фатальным «желают расстаться»…
Он, видимо, предпочел не продолжать тему правовых обязательств.